Мне хотелось бы, чтобы она меня увидела, но всё то слишком короткое время она находилась ко мне спиной. Не то чтобы я была совсем видимой (хотя Охотник явно без проблем определил меня и швырнул обратно в Честер, несомненно, с помощью своего огромного хвоста), но мы же говорим о сверхчувствах Дэни, и возможно, если бы она смотрела, то заметила бы мои лёгкие очертания и поняла, что мы нашли её и так или иначе доберёмся туда.
Пока я силилась задержаться в том удушающем месте между измерениями, одной ногой ступив через порог в среду, где ни человек, ни даже фейри не может выжить, ужас и ярость сокрушили меня вздымающимися волнами.
Я оборачиваюсь к Бэрронсу.
Тёмные глаза смотрят мрачно, он склоняет голову набок.
Я закрываю глаза. Я хочу выкричать свою ярость в небеса, потребовать от тех безумных богов, которые вершат события, чтобы они исправили это немедленно, потому что это величайшая гора дерьма в истории.
Дэни
Заперта за решётками.
Одна.
Там две клетки парят в космосе на расстоянии нескольких миль.
В ближней ко мне Дэни стояла во весь рост, обнажённая и непокорная, спиной ко мне, без оружия, сжимая кулаки от ярости и смотря сквозь бескрайнюю звёздную черноту на другую клетку, где Шазам цеплялся за решётки и дрожал, пока его огромные фиолетовые глаза извергали струи слёз.
Мне не нужны способности эмпатии, чтобы почувствовать их боль.
Я никогда не забуду, как Дэни едва не сгорела заживо, пытаясь спасти плюшевую замену Шазама. Никто из нас этого не забудет. Их воссоединение было одним из самых счастливых дней в её жизни. Её изящные черты светились радостью с яркостью суперновой звезды.
Дэни и Шазам любят чистой, безусловной любовью матери и ребёнка.
Я знаю Дэни. Она отдаст свою жизнь, чтобы спасти Шазама.
А значит, мы должны побыстрее придумать способ спасти их обоих.
— Если Мак не начнёт говорить, я оторву её бл*дскую голову нахер, — очень тихо говорит Риодан.
Хриплый животный рокот, первобытный и пробирающий до костей, зарождается в груди Бэрронса.
— Образно выражаясь, — натянуто добавляет Риодан. — Не буквально.
— Мудрый мужчина, — голос Бэрронса звучит хрипло и неестественно, словно зубы сделались слишком крупными для его рта.
— Во имя всех святых, ты один из тех зверей, которые сражались бок о бок с нами в аббатстве! — ошеломлённо выдыхает Кэт, уставившись мимо меня на Бэрронса, и мне не нужно поворачиваться, чтобы знать — его глаза мерцают кроваво-красным, клыки выступили, лицо темнеет, и уже немного показались рога, выдающие его зверя. Его сводный брат произнёс слова, которые угрожали моей жизни, хотя мы оба знаем, что Риодан никогда бы мне не навредил. Глубоко в недрах этого клуба Бэрронс, Кристиан, Риодан и я как-то раз принесли клятву крови быть вечными союзниками, защищать друг друга, объединяться для сражения против общих врагов, никогда не обращаться друг против друга, и охранять секреты друг друга как свои собственные.
Риодан награждает Кэт убийственным взглядом.
— Забудь, что ты это сказала. Или что ты видела то, что ты
— Точно, — тут же говорит Кэт, отворачиваясь от Бэрронса. — Совершенно точно. Ничегошеньки не видела.
— Дэни у Охотников, — говорю я им. — Они с Шазамом в клетках, раздельно, на расстоянии нескольких миль.
— Где? — требует Риодан. — В каком мире?
Я качаю головой.
— Не в мире. Они парят в космосе.
— Грёбаный бл*дский ад, кто вообще придумывает такое дерьмо? — матерится Кристиан.
— Но живые, — ревёт Риодан, словно бросая мне вызов опровергнуть это.
— Живые, — поспешно говорю я. — Прости, надо было начать с этого.
— Невредимые, — настаивает он с неоспоримой уверенностью.
— На них обоих даже ни царапинки, — заверяю я его.
Он запускает обе руки в свои короткие тёмные волосы, щурится, затем скалится, обнажая зубы и выглядя так же по-животному, как Бэрронс в очень плохой день, и начинает расхаживать туда-сюда по конференц-залу.
— Тогда почему ты не просеялась в её клетку и не перенесла её обратно? Почему она не здесь?