Всё то время, что я её допрашивал, я слушал своим нутром. Она не произнесла ни слова лжи. Конечно, она и не сообщила ничего полезного. Я решаю применить другой подход, задать окольные вопросы и посмотреть, приведёт ли это меня куда-нибудь. Я хочу знать, выпускает ли её кто-то, и если да, то кто это.
— Как ты организуешь библиотеку, когда она снаружи бутылки, а ты внутри? Почему ты не знала, что я переносил твои вещи?
— Организация, которую я провожу внутри моей бутылки, в копии Библиотеки, реорганизует настоящую Библиотеку. Видимо, перемещение настоящей Библиотеки не перемещает мою копию, — она прищуривается и ощетинивается. — Но ты сломал мою бутылку и уничтожил мою копию Библиотеки, так что теперь я могу навести порядок в коллекции только одним способом — если ты позволишь мне поработать с настоящей Библиотекой. И моя изначальная бутылка явно имела существенный недостаток, — цедит она сквозь зубы. — Я возмущена тем, что кто-то может разворошить мою Библиотеку, а я даже не узнаю. Зачем вообще назначать меня руководить ею? Видимо, я ничего не контролирую. Даже свою Библиотеку.
— Кто назначил тебя руководить ею?
Она бросает на меня возмущённый взгляд и молчит.
— Дай угадаю, об этом тоже запрещено говорить, — сухо произношу я.
— Да.
— Ты подчиняешься неизвестному фейри.
Она молчит.
— Ты даже не можешь сказать мне, какому виду ты подчиняешься? Фейри, старому земному богу, может, самому королю Невидимых?
— Не знаю, смогла бы я сказать, если бы захотела, но я и не хочу. Ты не милый и не мотивируешь меня сотрудничать. Может, что-то не даёт мне сказать вещи, которые мне не разрешается говорить. А может, это просто не даёт мне подумать, что решение за мной. А может, со мной случится что-то ужасное, если я попытаюсь. Более ужасное, чем прожить вечность в бутылке и не иметь права выбора вообще ни в чём.
И вновь я читаю в её словах лишь правду и внезапно сочувствую ей. Я бы тоже был раздражённым, если бы меня заточили во фляжке и так всецело контролировали. Она — чья-то пленённая слуга. И у неё никогда не было секса. Пожизненный договор для фейри — это очень, очень долго.
Когда я ничего не говорю, она резко взглядывает на меня, и я смотрю в ответ, и между нами проносится неожиданный разряд; мы оба это ощущаем.
Она выглядит удивлённой, затем недоумевающе говорит:
— Ты сочувствуешь мне.
— Ты чертовски меня раздражаешь.
— Тем не менее, ты понимаешь, что я нахожусь в невероятной и ужасно неприятной ситуации.
Я с досадой киваю. Фейри славятся тем, что пытаются загнать друг друга в неприятные ситуации. И с ней кто-то преуспел.
— Думаю, сопереживание означает, что я тебе нравлюсь. Ты чувствуешь благодушие в мой адрес? — с надеждой спрашивает она.
— Я не дам тебе секса, — бесстрастно парирую я.
На мгновение она притихает, затем говорит:
— Я могу это принять. Пока что. Возможно, однажды ты примешь решение дать мне секс. А тем временем мы можем стать друзьями? У меня никогда не было друга. Мне бы хотелось иметь друга. Друзья присматривают за тобой, помогают и ведут себя мило с тобой.
Я закрываю глаза и скрежещу зубами. Моё нутро кричит «нет, нет, нет», и всё же моё сердце горца истекает кровью из-за этой женщины. Я вижу её как бесхитростную, в высшей степени умную, сдержанную, социально неловкую, говорящую книжными терминами, но в то же время невинную в жизненном плане. Если она говорит мне правду (а я на 99,9 % уверен в своих навыках детектора лжи), то всё, то ей известно о жизни, она узнала из книг. Она определённо ведёт себя соответствующим образом. И всё же мне нужно узнать её истинный облик. Это не обсуждается. Если она хочет завоевать моё доверие, ей придётся полностью открыть себя.
— Пожалуйста, не засовывай меня обратно в бутылку. Не сейчас. Дай мне немножко пожить. Пожалуйста, — тихо просит она. — Я тебя умоляю. Я согласна и на крошечный кусочек жизни. Я не могу даже вообразить себе такое. Я так долго мечтала об этом.
Я открываю глаза и думаю:
— Ты будешь подчиняться мне, если я позволю тебе остаться на свободе?
В её чертах промелькивает чистой воды бунт, и я едва не приказываю ей тут же вернуться в бутылку. Мне не нужно ещё больше проблем, и как бы судьба её ни угнетала, она своевольная женщина, которой не давали права использовать эту свободу воли, прямо-таки ураган Катрина, формирующийся на моём побережье. Вопрос не в том, обрушится ли шторм на моё королевство; вопрос в том, когда это случится, и насколько разрушительной будет буря. Зная моё везение, разрушения будут максимальными. Я уже даже не трачу время на горестные раздумья о катастрофах. Я планирую, готовясь к ним. Это моя жизнь.
Она язвительно отвечает: