– Я не могу, – прошептала девушка. – Я не могу оставить все для тебя, я не могу… выбрать исключительно тебя. Я
Бан почувствовал холод по отношению к Элии.
– Хватит, – сказал он. – Я знаю, ты не можешь. Я знал это. Никто никогда этого не делал.
– Бан, ты просишь меня о невозможном! Я не могу отделить твое благополучие от Иннис Лира или от моего отца! Это все взаимосвязано!
– Нет, это не так.
Грудь Бана болела, а глаза горели.
– Я знаю, потому что Риган и Коннли всегда выбирают друг друга. Твой отец выбирал твою мать, а потом, когда она умерла, он выбрал
– И посмотри, какая это катастрофа! – закричала принцесса, раскинув руки. – Ничто по одиночке не содержит Иннис Лир живым, давая биться его сердцу! Это не любовь! Это эгоизм. Это притворство, что мы все только одно. Только звезда, только женщина, только незаконнорожденный. Ты больше этого, и я тоже: я – женщина и дочь иностранной королевы и звездного жреца. Я и то, и другое. Убери один фрагмент, остальные сдвинутся и изменятся… просто надо любить этот остров или любую другую землю. Если звезды плачут и одиноки, прилив не поднимется, а деревья не смогут говорить! Или если деревья – это все, что мы слышим, тогда нет будущего или рая для нашей мечты!
Они смотрели друг на друга через несколько шагов тьмы. Пожар внутри Элии и рассвет внутри Бана. Он не знал, была ли боль, растущая внутри него, любовью или тоской или чем-то гораздо хуже. Она была великолепна. Смелая и красивая, как ее сестры, но она спотыкалась в своей страсти, потому что это было ново для Элии. Он думал, что стал свидетелем рождения звезды.
Но звезда – это не то, что ему нужно. Он был водой корней и ядом, шипящим ветром и тенями. Элия была первым проблеском священного огня, который зажжет небо на тысячи лет.
Бан протянул руку ладонью вверх. Несколько коротких мгновений звезды сияли даже на фоне земного рассвета, яркие, как бабочки или луг, полный цветов или радужных жуков.
Это был их момент, и он угасал.
Элия скользнула своими пальцами в его.
– Я выберу все, – пообещала девушка. – Я буду всем.
Бан подумал о буре.
– Я буду именно тем, кем я всегда был.
Риган
Риган помнила только три вещи из ночи памяти ее матери: ее отец слишком крепко держал маленькую Элию за руку; хлюпанье по грязи звездного поля портило шелковые туфли, которые ей подарила мать. Они сияли тем же синим цветом, который красовался в крапинках глаз ее средней дочери. Еще она помнила бокал холодного красного вина, появившийся, когда она больше всего в нем нуждалась.
После церемония освещения, когда все они вернулись в замок Дондубхан на траурный ужин, Риган держалась рядом с Гэлой. Она вполуха слушала раздраженный комментарий Гэлы, изучая всех людей, смешавшихся в обеденном зале. Две сестры сами возглавляли стол почета, поскольку Лир бродил по длинной комнате за руку с Элией, разговаривая только со своими слугами и графами, молодым князем Астора и старым герцогом Коннли, и, что удивительно, с молодым и красивым братом их матери из Третьего королевства. Риган презирала белые костяшки Лира, которые красовались на плече Элии, прижимавшей к груди складки траурного платья.
Вздохнув, Риган обернулась и поймала на себе тусклый сине-зеленый взгляд. Молодой человек, их обладатель, поклонился и предложил принцессе кубок, полный вина. Он не являлся слугой, был одет в яркий красный пиджак поверх серо-кремового шерстяного, предназначенного для похорон, и имел на шее золотую цепочку, какую не стал бы носить простой слуга. Рот молодого мужчины был красив, хотя и с тонкими губами. Он имел восхитительно царственный нос, как зачарованно подумала принцесса. Прекрасные волосы упали на лоб. Его розовые щеки не вспыхнули сильнее, хотя она довольно смело посмотрела на него. Затем Риган подняла кубок и отпила предложенное красное вино.
Возможно, это молодой принц Аремории. Их отцы в настоящее время ведут переговоры о правилах согласования возможности брака между ними, но принц не проявлял особого интереса к Риган.
– Спасибо, – сказала она, пытаясь угадать, кем мог быть этот красивый молодой человек.
Он слегка улыбнулся и сказал:
– Я сожалею о вашей потере.
Горло Риган сжалось, и она изо всех сил старалась не наморщить лоб. Только ресницы Риган трепетали. Молодой человек кивнул, а затем отошел.
Через неделю она получила письмо под алым воском.
Оно было подписано: «