Королевы Иннис Лира

Звездные жрецы встали по углам маленькой рощи, схватившись за руки, глиняные чаши с огнем стояли перед ними. Все смотрели на старшего – скрюченного и поникшего старика с бледно-карими глазами и пятнисто-белым лицом, который стоял у колодца и указывал на группу высоких веретенообразных растений, растущих во влажной почве у колодца.

– Нет никакого ритуала, – сказал он. – Просто съешь горсть цветов, опусти руки в колодец и напейся. И при свете звезд властью корневой воды ты будешь признана законным монархом Иннис Лир.

Гэла ждала, изучая цветы, когда остальные люди обступят ее. Зеленые стебли достигали талии, вытягиваясь, словно пальцы или тонкие миниатюрные деревья. Листья у них были перистые и зеленые, а крошечные белые цветки собраны в раскачивающиеся звездочки. Она задумалась, почему они казались такими странными, такими неуместными в этой роще, когда были не более чем обычным сорняком, которых предостаточно на северных просторах Иннис Лира.

– Они должны цвести поздней весной, – пробормотала Риган. – Не теперь. Теперь их семенные головки надо высушить. Могли бы мы тоже расцвести здесь, мой Коннли?

Гэла нахмурилась, беспокоясь о скорбящей сестре и о состоянии ее ума.

– Ядовитые трещотки, – прошептал маг Лис Риган. Затем произнес громче, ледяным голосом: – Это болиголов.

– Ты хочешь отравить меня? – Гэла осторожно повернулась к старому звездному жрецу.

Возглавляемые Осли ее дружинники обнажили мечи, в ярости направили лезвия на четырех священников.

Старый жрец наклонил голову и пристально посмотрел на нее.

– Это единственный способ получить корону Иннис Лир, принцесса.

Ветер свистел в верхушках низких деревьев, бросая тонкие желто-коричневые листья к ногам. На севере рощи дрожали сосны. Гэла уставилась на старика, гадая, правда ли это.

– Мой отец принял такой яд? – спросила Риган, и ее спокойный тон удивил Гэлу. Любопытно, почти интересно.

– Да.

Бан Лис подошел к краю колодца.

– Я верю в это, – сказал он натянутым голосом. – Корни острова и кровь короля объединяются, жертвуя друг для друга. Поэтому тот, кто возьмет корону, должен принять яд, а затем дать корневой воде очистить его, преобразуя смерть в себе и перерождаясь в качестве короля. Это червечары.

– Безопаснее это делать в самую длинную ночь, когда корни сильны и вода благословлена яркими смелыми звездами. Если страх останавливает тебя сейчас, – произнес старик-священник.

Кожа Гэлы похолодела и медленно начала стягиваться к ее плоти. Конечно, это был не страх, а ярость.

Риган опустилась на колени перед сияющими звездочками сорняка и потрогала цветы.

– Такие красивые, – прошептала она.

– Опустите мечи, – приказала Гэла своим слугам. Она взглянула, чтобы убедиться в выполнении приказа, и уловила грубое напряжение на лице Осли. Ее капитан не доверяла этой магии, либо Осли не хотелось оставлять свою госпожу без защиты.

Корневые воды никогда ничего не делали для Гэлы. Почему они должны сохранить ей жизнь сейчас? Гэла отвергала их снова и снова. Отвергала все о магии, о звездном пророчестве и острове. Она предназначала свою силу для себя и своей сестры и не собиралась делиться ею с непостоянным ветром, упрямой землей, гордыми звездами. Зачем ей вкладывать свою жизнь в…

Вдруг мысль ударила ее, как выстрел баллисты: «Далат была отравлена именно таким образом».

Гэла всегда подозревала яд. Она никогда бы не смогла доказать, что это рука ее отца, а не только его вина – его требование – его пророчество. Гэла догадалась, слыша это собственными ушами от болтливых языков при дворе, но не знала до сих пор, как это было сделано. Если этот священник сказал правду, то Лир знал о болиголове, насколько он знал его собственные звезды.

Лир отравил Далат, чтобы подтвердить пророчество, что она умрет в шестнадцатый день рождения старшей дочери.

Накануне вечером королева была здорова, с сияющими глазами, ела с аппетитом. Ни лихорадки, ни болезни – ничего, что могло бы так внезапно погубить ее ночью.

К рассвету Далат просто перестала дышать.

Или так утверждал Лир. Но в ту ночь он был с ней наедине и наедине тем утром.

Если этот болиголов вырос возле Дондубхана, как легко было заставить принять его?

Плечи Гэлы вздымались, когда она все это обдумывала и смотрела на заросли болиголова, на цветы, выглядевшие как созвездия. Конечно, это была такая форма звезды, которую он использовал; конечно, это была такая вещь, которую он предпочитал.

Ее сердце горело от этого нового понимания. Как будто остров имел отношение к смерти ее матери, Гэла подняла ногу и опустила ее на одно из растений болиголова.

Риган ахнула, а один из жрецов протестующе захрипел.

– Этому не бывать, – произнесла Гэла. Ее голос дрожал от ярости и нарастающей тревоги. – Я меняю этот процесс, меняю ритуал и отношения между короной и землей. Я не буду отравлять себя в угоду мертвым обычаям мертвых королей. Это будет мое собственное таинство.

– Предполагается, что именно вера направляет руку! – воскликнул старейший звездный священник. – Чтобы носить корону, вы должны верить в корни, в остров, кровь и пророчества звезд!