Короли Молдаванки

Нападавших было много. Володя видел, как в темнеющем проеме окна появился какой-то бандит. Полипин выстрелил в него почти в упор. Раскинув руки в стороны, с воплем бандит рухнул вниз. Но на его месте тут же появились двое других.

Володя был уже в коридоре, когда Полипин приподнялся над столом, прицеливаясь в залезавшего в окно бандита. Грянули выстрелы. Комната заполнилась пороховым дымом. Происшедшее потом Володя запомнил на всю жизнь.

Он был красив и горд, этот старый офицер сыскной полиции, принявший смерть с оружием в руке. Володя никогда не видел в фигуре Полипина столько красоты и достоинства. Это было предсмертное, пугающее мужество. Грянули выстрелы. На спине Полипина расплылись багровые цветы – пули прошили его насквозь. Медленно, все еще сжимая в руках оружие, он стал оседать вниз.

Бандиты были уже в комнате. Один, маленький, белобрысый, в упор прицелился в Володю. Глядя прямо ему в глаза, Сосновский бросил свое оружие в сторону на пол. Бандиты схватили его, швырнули в стену лицом, заломили ему руки, грубо обыскали, пытаясь отыскать оружие, но оружия не было.

Ругаясь, бандиты потащили Володю во двор. В дверях ему удалось обернуться. Последним, что он увидел, были широко раскрытые, направленные ввысь, мертвые глаза Полипина. В них не было ни страха, ни горечи, только спокойствие и удивление при виде неожиданной, внезапно настигшей его смерти.

Оставшихся в живых полицейских выволокли во двор. Их было достаточно много, но еще больше было нападавших – мужчин и женщин с разными лицами, выражавшими почти одинаковую агрессию и свирепость. Крики нескрываемой ненависти заглушили все вокруг.

Полицейских выстроили в ряд, и Володе вдруг показалось, что в толпе бандитов он видит Таню. Нет, это было невозможно. Что могла Таня делать здесь, в окружении уличных банд?

Во дворе в сопровождении вооруженной свиты появился молодой темноволосый человек с раскосыми глазами. Бандиты расступались перед ним, а по толпе, только что жаждущей крови, тут же пронеслось:

– Японец… Король…

Он двигался вдоль ряда бывших полицейских, заглядывая в глаза каждому. Наконец остановился:

– На ваших руках море крови. Целое море людской крови! Так вам и жить дальше с этим. Но на моих руках крови не будет. Убирайтесь!

Полицейские пошли через двор, сопровождаемые насмешливыми криками и улюлюканьем толпы. Володе вдруг снова показалось, что он видит Таню, но он тут же отогнал видение. Сосновский навсегда уходил из здания полицейского управления, из прошлой жизни. Он больше не служил в полиции.

Японец, несколько его адъютантов, Корень и Таня, которая все время была в толпе нападающих, шли по коридорам бывшего полицейского управления. Пожар уже был потушен, но в воздухе невыносимо воняло гарью. Здание не горело, но во дворе люди Японца жгли все полицейские документы, обнаруженные в здании. Из одной двери высунулся Гарик, личный адъютант Японца:

– Нашли! Он там!

Все вошли в комнату, где рядом с перевернутым столом лежал мертвый следователь Полипин.

– Это он, – сказал Японец Тане, останавливаясь над телом, – он велел его арестовать. Полипин. Вел дело Людоеда.

Таня решительно шагнула вперед, остановилась и изо всех сил плюнула в мертвое лицо.

– Почему? – закричала она, повернувшись к Японцу, – почему ты не убил его раньше?

Затем, издав короткое, болезненное рыдание, быстро выбежала из комнаты. Мужчины с горечью смотрели ей вслед.

7 и 8 марта 1917 года, после массового разгрома полицейских участков и жандармских управ в Одессе, когда погибло очень большое количество жандармов и сотрудников полиции, новая власть, назначенная Временным правительством, приняла экстренные меры. Были посажены под арест городской голова Борис Пеликан, начальник сыскной полиции Гиршфельд и все его заместители – всего 14 человек. Жандармское управление и полиция были расформированы. Появилась народная милиция, ее главой стал профессор Новороссийского университета Завьялов. Но чистки и аресты не коснулись многих бывших полицейских. Тем из них, кто не был запятнан в массовых расстрелах гражданского населения и погромах на Молдаванке, было предложено вернуться обратно, уже в ряды милиции, и охранять правопорядок в городе. Новой милиции требовались сотрудники, которые имели опыт в борьбе с мародерством, грабежами и налетами. Володе также поступило подобное предложение.

Он лично встретился с Завьяловым – человеком интеллигентным, но решительным. Как и вся прогрессивная одесская общественность, Завьялов осуждал жестокий террор, развязанный бывшими жандармами и полицией, когда без суда и следствия, по малейшему подозрению, расстреливали людей.

– У вас серьезная слава, – говорил Завьялов Володе, – вы арестовали жестокого убийцу Людоеда, что само по себе праздник. Почему бы вам снова не послужить людям? Мы должны остановить грабежи и разбой.