Короли Молдаванки

– Какая ты… – Гека восторженными глазами смотрел на Таню, – какая ты всё же… Говоришь о делах, за которых ни одна женщина ничего не поймет! И так говоришь правильно, что любо слушать. За всё!

– Чушь это, Гека. Женщины все понимают. Только никто не хочет с ними говорить. Ничего в этих делах нет сложного, – вздохнула Таня, – реальная жизнь, а не эта ваша войнушка с пальбой, гораздо сложней.

Она знала, о чем говорила: в последнее время бабушке становилось все хуже и хуже. От кашля она уже не могла вставать. Задыхаясь, бабушка хрипела всю ночь, и Таня с ужасом смотрела на ее синеющее лицо. Денег на лекарства не было.

Яркие лучи теплого не по-зимнему солнца согревали булыжники мостовой. Солнце вышло в самом начале зимы, и все воспринимали это как радостный знак. Было тепло, как весной. Люди открывали окна в домах и выходили на улицу, наслаждаясь неожиданно теплой погодой.

Таня остановилась напротив ломбарда на Мясоедовской, окна в котором были распахнуты настежь. Молоденькая служанка протирала вывеску над окном мягкой фланелевой тряпкой. Поправив платок, полностью закрывающий ее волосы и большую часть лица, Таня направилась к ломбарду.

По Мясоедовской проехала груженная овощами телега, затем – элегантный экипаж с кучером в белых перчатках. Парочка конных жандармов прогарцевала по направлению к Еврейской больнице. Таня подождала, пока все они не скрылись из виду. Затем решительно направилась к служанке.

– Эй, сестрица, узнаешь за меня? – окликнула она девушку, и та, опустив тряпку, с недоумением уставилась на Таню.

– Нет. А ты кто такая?

– Да с Бессарабского тракта я, что возле Аккермана. Землячка твоя!

– Из Салганов, что ли?

– Ну точно, из Салганов!

Девушка бросила свою фланель и подошла к Тане.

– Что-то я совсем не помню твое лицо. Ты не от Степашиных, часом, будешь?

– Ну точно, от Степашиных! Да помнишь ты меня. Мы с тобой виделись перед твоим отъездом.

– Ой, так ты Фекла, наверное!

– Она самая.

Все подробности о происхождении служанки ломбарда Таня выяснила в москательной лавке, где девица покупала керосин. Таня с легкостью разговорила жену москательщика и без труда получила всю требуемую информацию.

– Ой, а как там дома? Как старик Степаныч?

– Болеет сильно. Говорят, зиму не переживет. А твои кланяться велели. Я ненадолго в городе.

Обрадовавшись встрече с «землячкой», служанка пустилась в воспоминания, и не мудрено: все девушки из села, отправленные родными на службу в Одессу, отчаянно скучали по дому, по уровню своего развития оставаясь детьми.

– Да как же тебе служится, родные твои спрашивают? – перебив поток красноречия девушки, спросила Таня. – Хорошо ли хозяева относятся, не обижают ли?

– Да слава Богу, не обижают. Хорошо.

– А семья богатая?

– Да так, скорее зажиточная. У хозяина дела в последнее время идут не очень. Как в прошлом месяце его бандиты ограбили, так до сих пор не восстановил кассу. И хозяйка после этого долго болела.

– Упаси Господи! – Таня всплеснула руками. – Да кто грабил-то?

– Да бандиты не местные. Говорят, из Бессарабии. Здесь, на Молдаванке, их не знают.

– А денег много взяли?

– Всё, что в доме было, – серебро столовое, золото, да колечки хозяйские, позолоченные.

– Да, страшное, дело.

– А сейчас жалованье мне задерживают. Говорят, нет денег после налета проклятого. Хозяин деньги не восстановил. Хорошо, хоть кормят.

Поболтав еще со служанкой о том о сем, Таня натянула платок на лицо и пошла прочь – прямо к Геке, который недавно переехал на Госпитальную, сняв другую комнату. Но его не было дома, и Таня, злясь в душе, вернулась к себе.

Дело в том, что этим вечером Корень планировал налет на тот самый ломбард на Мясоедовской, и Таня по своему собственному почину узнавала подробности от служанки. Честно говоря, она нервничала. С самого начала этот налет казался провальным, так как особо богатых ломбардов на Молдаванке не было. Крупные ломбарды находились исключительно в центре, но чтобы грабить там, у Корня не было ни стволов, ни людей.

Узнав же, что на этот ломбард уже был налет, Таня поняла, что за охрану помещения хозяин платит полиции, ломбард находится под надзором, и Корень с Гекой попадут как кур в ощип. Тем более, что Корня в последнее время никто всерьез не воспринимал, и Таня не сомневалась, что в полиции сразу же ухватятся за возможность его посадить. А вместе с ним в каталажку загремит и Гека, и тогда его надолго будет ждать тюрьма.

Злясь, Таня расхаживала по комнате. Она могла бы, конечно, оставить Геке записку, но беда была в том, что Гека не умел читать. Наконец Таня не выдержала. Она постучала к Лизе, чтобы послать ее на Мясоедовскую, к ломбарду, но и это было поздно: Лиза уже ушла на работу, и Таня знала, что возвратится она не раньше трех утра. Сама же пойти к ломбарду Таня не могла, опасаясь попасть в лапы полиции. Если ее схватят вместе с бандой Корня и посадят в тюрьму, что будет с бабушкой, кто позаботится о ней?

Спать она так и не легла. Около 10 вечера тихо постучался Гека. И был у него самый жалкий вид.