Корона из жемчуга и кораллов

И что бы тогда стало с нашей семьей? Если бы за меня не вступилась Зейди, меня бы наверняка изгнали за покушение на жизнь моей сестры, что было равносильно смерти; ведь как долго можно было продержаться в пустой лодке без еды и воды? Конечно, одна дочь – старая дева и одна – принцесса были лучше, чем мертвая дочь и изгнанница.

В конце концов, все мы знали, что Зейди пока не запретили выйти замуж за Сэми, и тогда у мамы пока оставались даже лучшие возможности: жена губернатора и принцесса.

Но сейчас мама не видела ничего за ширмой ее собственных рухнувших планов, и это разрывало ей сердце. Она провела всю свою жизнь, сосредоточившись на короне, которую никогда не видела, на королевстве, частью которого она никогда не станет. Она была подобна красивому зданию, построенному на сваях, только сваи не могли быть прочным фундаментом, это обман, а признать правду означало уничтожить основу ее существования. Но принять этот новый расклад означало бы признать, что жизнь, по сути, продолжается.

Я слышала ее рыдания через половицы, а отец шептал ей утешительные слова. Но чем он сейчас мог ее успокоить? Из того, что уже сделано, ничего теперь нельзя исправить.

Как только солнце скрылось за горизонтом, я взяла весла и поплыла к дому старейшины Немеи. Я застала ее за приготовлением простого блюда из сушеной рыбы и морской капусты, а огонь для готовки разожжен не был. Я осмотрелась в ее единственной комнате, ожидая увидеть играющих в уголке правнуков и одну-двух наводящих порядок внучек. Разве тут не должно быть того, кто бы позаботился о старушке, прожившей век с четвертью?

– Позвольте мне вам помочь, – сказала я, забирая из ее рук нож.

– Спасибо. – Ее суставы хрустнули, когда она опустилась на табурет. – Я знаю, о чем ты размышляешь. «Где все ее дети и внуки, которые должны для нее готовить?» Но мне нравится жить в одиночестве. Возможно, когда мне исполнится 150, я заберу к себе одного или двух внуков, чтобы они мне помогали.

– Я ни о чем таком не подумала, – последовал мой непроизвольный ответ. Я пришла сюда не для того, чтобы защищаться, но внезапно осознала, что для меня было бы очень важно, чтобы хоть один человек, не входящий в круг моей семьи, поверил мне.

Она оставила без внимания мои слова и указала на ведро с водой.

– Принеси мне воды, дитя.

Я набрала воды и села рядом с ней на табурет, вынуждая ее услышать и принять мои слова.

– Я не делала этого.

– Может быть, делала, а может, и не делала. Я не собираюсь тратить то немногое количество оставшегося у меня времени на обсуждение того, что уже произошло. Теперь это не имеет никакого значения.

– Для меня важно, чтобы люди знали, что я не причиняла вреда своей сестре. Я сделаю все что угодно ради ее защиты. – Неужели я не доказала этого семь лет назад? Варинийский закон гласит, что каждый человек несет такую же ответственность за незнакомца, как и за свою семью. Позволить кому-то умереть, когда ты мог бы спасти его, – значит навлечь худший позор на свою семью. Эта идея, эта ответственность друг за друга укоренились во мне с рождения, но это не имело ничего общего с моими мотивами спасения Зейди. Я всегда буду защищать сестру, даже если для этого придется вырвать ее из стальных когтей самого Талоса.

– Мне сказали, что она любит сына губернатора Кристоса.

– Да. Так же как и он любит ее.

Немея вздохнула и потянулась за кусочком сушеной рыбы.

– Если бы любовь была настолько важна, насколько люди в это верят.

Я не спала и не ела с тех пор, как Зейди получила ранения, и у меня уже не осталось никаких сил терпеть сложившуюся ситуацию.

– И что вы хотите этим сказать?

– Мой муж умер пятьдесят лет назад от слишком глубокого и быстрого погружения. Я так сильно его любила. Но романтическая любовь не длится вечно. Нас разлучит смерть, если этого не сделают время или обстоятельства.

Я покачала головой. Я пришла сюда не ради уроков философии.

– Так старейшины позволят мне поехать в Иларию или нет?

В ответ она наклонилась и подняла небольшую баночку из рога нарвала.

– Здесь.

Я открыла крышку и заглянула внутрь, увидев светло-коричневый бальзам. От него шел скверный запах, как от птичьего помета.

– Из чего он?

– Из коричневых водорослей и… других ингредиентов. – Она взяла пальцем небольшое количество средства и коснулась им моей щеки. – На противоположной стене висит зеркало.

Скептически настроенная, я прошла к большому, заляпанному мухами зеркалу, которое, должно быть, попало сюда в результате незаконной торговли или с затонувшего корабля. Я протерла небольшой покрытый солью участок и пристально всмотрелась в свое отражение. Раньше я могла видеть себя только в мамином карманном зеркальце.

Передо мной как будто была Зейди, но чуть-чуть другая. Я начала сверху. Сэми был прав; мои глаза были немного у́же. Мой нос был прямым и ровным, почти абсолютно идентичным носу Зейди, но, возможно, ее ноздри были чуть-чуть круглее. И мои губы были полными и розовыми, прямо как у Зейди, хотя я подумала, что изгиб ее верхней губы был более явно выраженным.