Я ахнула, осознав, что мой взгляд скользнул мимо моего шрама, не заметив его.
Немея засмеялась, когда мои пальцы быстро коснулись щеки. Маскирующий тон на шраме сразу же исчез. Я повернулась к ней.
– Он не останется навсегда?
– Бальзам продержится бо́льшую часть дня, но для его закрепления потребуется несколько минут. И тон исчезнет через пятнадцать минут пребывания в воде. Это лучшее, что я могу сделать за такой короткий период времени.
Слезы брызнули из моих глаз.
– Почему вы не сделали этого для меня раньше?
Ее старческое лицо появилось рядом с моим в отражении.
– Ради чего, дитя? Если мы скроем свои шрамы, это не значит, что они исчезли. Так же как и красота не может скрыть то, что у нас таится внутри.
Наши глаза встретились в нашем с ней общем отражении. Ее были серыми, как тучи, в то время как у нас с Зейди были мамины, золотистые, глаза.
– То есть это значит, что я отправлюсь в Иларию? – спросила я.
– Да.
Я обернулась, чтобы заглянуть ей в глаза, но не смогла выразить свои чувства и мысли словами. Она улыбнулась и похлопала меня по плечу.
– А теперь, девочка, тебе следует пойти домой и подготовиться к путешествию. Путь до Иларии займет пять дней на карете, и бо́льшую часть пути ты будешь плохо себя чувствовать.
Я моргнула, глядя на нее. После несчастного случая я ни разу не болела, если не считать самого отравления кораллом.
– Почему?
– Ты никогда прежде не была на суше. Для твоего организма все станет потрясением, и не в последнюю очередь пища. Говорят, что там даже воздух иной. И тебе будет холодно, несмотря на то что стража обеспечит тебя подходящей одеждой.
Я подумала о плаще Сэми. Значит, он теперь мой? И будут ли все прекрасные ткани из сундука Зейди, нити жемчуга, гребень тоже теперь принадлежать мне? Или же мне не полагается ничего из предметов роскоши, дарованных моей сестре? И что обо всем этом подумает бедняжка Элис, когда узнает, что она проиграла корону сначала Зейди, а теперь и мне?
– Что, если король узнает о том, что мы сделали? – испуганно прошептала я. – Он здесь всех накажет?
Немея приподняла одно костлявое плечо.
– Да. Хотя такими темпами мы в любом случае вымрем от голода в ближайшие пять лет. Король должен задать себе вопрос: кто, кроме нас, принесет ему его драгоценный жемчуг?
У меня перехватило дыхание. Раньше никто из взрослых никогда не признавался мне, насколько бедственно наше положение дел, и не указывал, насколько велика зависимость короля от нас, в такой жесткой форме.
– Почему же губернатор Кристос не восстанет против иларийцев? – спросила я. – А старейшины?
– Революция – для молодежи, дитя. Кроме того, кто из нас может что-то сделать отсюда? Если мы удержим жемчуг, король удержит все остальное. Если нас поймают при попытке сойти на берег, нас убьют. – Она протянула мне банку. – Ну же, иди. Возвращайся домой к своей семье. Другие старейшины уже сообщили им эту новость, и я полагаю, что ты захочешь провести как можно больше времени со своей сестрой.
Когда я выходила, ее слова продолжали звучать у меня в голове.
– Что насчет меня? – спросила я, повернувшись к ней.
Немея с любопытством взглянула на меня.
– А что насчет тебя, дитя?
– Я ведь буду там, в замке. Король прислушается ко мне. Если я расскажу ему, в каком мы отчаянии, что без еды и воды некому будет нырять за жемчугом… Ему придется что-то предпринять. Разве нет?
Она снова пожала плечами.
– Может быть, он что-то сделает, а может, и нет, – сказала она. Но на этот раз с улыбкой.
Той ночью я не спала. И сомневаюсь, что вообще кто-то из домочадцев спал, хотя, если не считать всхлипы Зейди, было тихо. Я держала ее за руку в течение долгих часов, говоря, что все будет хорошо, что они с Сэми поженятся и родят много прекрасных детей, хотя я не знаю, верила ли она мне.
Пока мои губы говорили о Зейди и ее жизни здесь, в Варинии, мои мысли были далеко. Я вспомнила свою молитву Талосу вечером на ужине в доме губернатора Кристоса, после того, как я встретила Талина. Я попросила его послать меня вместо Зейди, чтобы спасти ее от судьбы, которой она не хотела.
Но хотя я помолилась за Зейди, я не могла отрицать, что в моих словах был эгоистичный подтекст. Я хотела остаться в Варинии и выйти замуж за Сэми не больше, чем Зейди хотела уехать. Я не могла всю жизнь гадать, думает ли мой муж о ком-то другом каждый раз, когда смотрит на меня. Я не хотела в течение последующих ста лет видеть перед глазами один и тот же пейзаж и одних и тех же людей, есть одну и ту же пищу.
Неужели я каким-то образом повлияла на это? Неужели Талос наказывал меня за то, что я была такой злой? Да, я хотела уехать из Варинии, но, если бы я знала, какой будет цена, я бы никогда не попросила об этом.