Мои пальцы подергиваются, вспоминая, как прикасались к этому пятну прошлым летом… как Морфей исцелил меня.
Сделав широкий жест, Морфей гасит свечение.
– Посмотрим, как ты справишься одна, – произносит он хрипло и обиженно. – Лично я считаю, что завтра еще не успеют закончиться уроки, как ты приползешь на коленях, умоляя, чтобы я вернулся.
Он швыряет ключи от машины на пол, поверх шляпы и одежды.
А затем превращается в огромного махаона и зависает в воздухе. В моем сознании звучит голос: «Я не стану искать тебя в твоих снах, ни сегодня, ни когда-либо впредь. Теперь тебе самой придется найти меня. Я буду ждать среди утраченных воспоминаний. Спи крепко, детка».
Взмахнув крыльями, Морфей покидает мой дом – и мою жизнь. Так же стремительно, как он в нее ворвался.
Глава 14
Доказательство
Когда Морфей улетает, меня охватывает сожаление. Чем больше я об этом думаю, тем яснее становится, что он не посещал моих мыслей с тех пор, как показался Джебу в обличье Финли. Даже в том сне, в больнице, это был не его голос. Я слышала шепот, который мог принадлежать кому угодно, хотя бы и мне самой.
Морфей говорил правду. Он открыл свою душу, а я ударила по больному. Он всего лишь хочет спасти Страну Чудес, а я веду себя как последняя трусиха.
Солнце льется сквозь жалюзи и отражается от осколков на полу, отбрасывая розовые пятна на стены. Эта безмятежность совершенно противоположна тому, что я чувствую. Я не в силах подобрать осколки: слишком многое разбилось сегодня. Столько, что я даже не знаю, с чего начать.
От угрызений совести меня отвлекает чей-то храп. Я подхожу к шкафу. Там, свернувшись клубочком, лежит Кроллик. Свалившейся с вешалок одеждой я накрываю его – для маскировки. Он чмокает губами и глубже зарывается в обувные коробки и ремни. Хоть Кроллик жутковат, когда бодрствует, в спящем виде он трогателен и беззащитен.
Его безопасность – моя первая задача. Нужно отправить Кроллика обратно – через нору. Иначе на него наткнется папа или кто-нибудь другой.
В «Нитях бабочки» на всех стенах висят большие зеркала. Если я скатаюсь туда на машине Морфея, прежде чем папа вернется с работы, то выиграю немного времени и придумаю, как объяснить, что он у нас делает.
Кроллика можно спрятать в магазине. Он такой маленький, что поместится в рюкзаке. Я приеду до того, как Джен закроет магазин. Я возьму с собой выпускное платье и предложу подменить ее, чтобы она могла уйти пораньше и доделать то, что ей нужно.
План безупречен. Но проблема в том, что случится
А еще надо рассказать всё Джебу, как я и собиралась. И мама поможет мне убедить его, хочет она того или нет.
Я забираю из гостиной рюкзак и останавливаюсь у заднего окна, чтобы посмотреть на маму. Она сидит на травке перед клумбой с серебристой лакрицей и что-то нашептывает в ее перистые ушки. По маминому лицу катятся слезы.
Если бы только она доверилась мне или папе в той же мере, в какой доверяет цветам! Все эти годы они знали маму, как никто другой. Я прикусываю губу. Даже я не настолько далеко зашла, чтобы не понимать, как глупо ревновать к цветам.
Вернувшись к себе, я вынимаю из рюкзака два учебника и кладу их на стол, оставив внутри только полупустую бутылку воды и мобильник. Я звоню Джебу, чтобы договориться с ним – пусть приедет вечером. Слышу автоответчик. Не решившись начитывать сообщение дрожащим голосом, пишу эсэмэс.
«Я пыталась тебе позвонить, как ты просил. Мама в норме». Я медлю. Невозможно написать Джебу, что я еду на работу, чтобы выпустить через зеркало лысое, скелетообразное существо. Приходится импровизировать.
«Я устала… позанимаюсь, потом посплю. Напиши, когда освободишься. Нам надо увидеться сегодня».
Отчасти то, что я сказала, – правда. Я действительно устала. Нужно принять душ, чтобы взбодриться.
Войдя в мамину перламутрово-розовую ванную, я снимаю бальное платье и белье. Захожу в душ и включаю режим массажа. Тепло творит настоящие чудеса с моими усталыми костями и мышцами.
От меня пахнет сладким печеньем, когда я выхожу и вытираюсь. Голова ясная, но тело по-прежнему тяжелое и вялое. Некогда краситься и сушить волосы, поэтому я заплетаю их в нетугую косу, оставив только рыжую прядку свободно висеть спереди. Натягиваю узкие джинсы, с узором из вертикальных красных и черных полос по всей длине. Это рождественский подарок от мамы. Сегодня – первый раз, когда я их надела. Джинсы, и никакого макияжа.
Она бы гордилась мной.
Надев дырявую черную футболку поверх фиолетового топика и зашнуровав высокие сапоги, я вешаю на шею обе цепочки.
Вернувшись в спальню, я убираю платье в чехол, вешаю его в ногах кровати и заползаю под одеяло – прямо в одежде и в сапогах. Неважно, что простыни сырые и пахнут старыми костями и водой из аквариума. Я слишком измучена, чтобы об этом думать.