Корона Российской империи. Слава, честь и доблесть династии Романовых

Правда, вместо традиционной шапки Мономаха на голову Анны Иоанновны водрузили корону европейского образца, изготовленную специально для этого события. Знак императорской власти, выполненный из золота и серебра, украшали бриллианты в количестве 2605 штук. На дуге, разделявшей половинки короны, светился огромный рубин, купленный в свое время царем Алексеем Михайловичем у китайского богдыхана. Рядом с ним сиял рубин чуть поменьше, снятый с короны Петра ІІ. Согласно традиции, главный державный символ православного монарха венчал огромный крест, усыпанный множеством мелких бриллиантов.

Новая императрица выглядела величественно и державно. Необычайно высокая, полная, но не отяжелевшая, со строгим взглядом темных очей, она напоминала сказочную царицу из золотого терема и европейскую принцессу.

Все люди, присутствующие в Успенском соборе, немедленно присягнули Анне Иоанновне на верность, после чего та, согласно древним правилам, вышла на ступеньки, к народу. Москвичи и многочисленные делегации, прибывшие со всех концов России, приветствовали матушку-императрицу с искренним энтузиазмом. Многие надеялись, что Анна Иоанновна положит конец всем беззакониям последних лет.

Казалось, все шло именно так, как задумали верховники. Горожане, купечество, помещики средней руки, армейские офицеры, даже гвардия — все были довольны.

Однако уже спустя пять дней после коронации к новоиспеченной самодержице явилась целая делегация дворян и гвардейцев, возглавляемая князем Александром Черкасским. По одним свидетельствам, тут было около трехсот человек, по другим — почти тысяча. В любом случае они представляли серьезную силу, с которой нельзя не считаться. Князь Черкасский подал императрице петицию с требованием немедленно восстановить самодержавие и ограничить власть Верховного тайного совета.

К гостям тут же выбежал старый Василий Лукич Долгоруков, главный идеолог верховников, и набросился на Черкасского. Мол, кто дал тебе право указывать императрице и присваивать себе роль законодателя?

У делегатов от дворян и гвардейцев, однако, нашелся железный аргумент. Черкасский тут же заявил, что верховники, подсунувшие императрице кондиции, ограничивавшие ее власть, действовали не по воле всех духовных и светских чинов государства, как указывалось. Они имели в виду исключительно свои шкурные интересы и тем самым преступно вовлекли государыню в обман.

Князь Черкасский говорил с таким напором и столь убедительно, что у опешившего Долгорукова не нашлось ни единого возражения.

^{Феофан Прокопович стал первенствующим членом Синода, фактическим главой Русской православной церкви (парсуна, сер. XVIII в.)}

К тому же за Черкасским стояла реальная сила: гвардейские и армейские офицеры, а верховников в случае конфликта поддержали бы разве что их дворовые холопы.

Анна Иоанновна тут же приняла петицию и, даже не читая, начертала внизу собственноручно: «Быть по сему!» После чего она порвала кондиции. Этот исторический документ, тщательно склеенный, до сих пор хранится в одном из кремлевских архивов.

Неограниченная власть олигархов-верховников, существовавшая в Российской империи целых четыре года, рухнула в одночасье, словно доминошная пирамида. Спустя несколько недель Верховный тайный совет распустили монаршим указом. Самодержавие в России было восстановлено в полном объеме.

Для управления огромным бюрократическим аппаратом был создан Кабинет министров, куда кроме графа Андрея Ивановича Остермана и канцлера Гавриила Ивановича Головкина вошел и князь Алексей Михайлович Черкасский, имевший завидную репутацию «человека вовсе неподкупного».

Первое время Анна Иоанновна аккуратно посещала все заседания нового органа власти, старалась детально вникать в дела. Однако вскоре она охладела к государственному управлению и перепоручила его доверенным лицам.

Главным из них стал Эрнест Иоганн Бирон, управляющий имениями Анны Иоанновны еще в бытность ее герцогиней Курляндии. Кроме Бирона в Санкт-Петербург приехало еще немало людей из немецкой Прибалтики, которые надеялись сделать тут карьеру.

Еще при жизни императрицы многие российские дворяне ставили ей в вину засилье немцев. Она, мол, не доверяет своим, приглашает на ключевые государственные посты «разных нерусских». Особенно досталось Эрнесту Иоганну Бирону. В трудах всех без исключения российских историков XIX века этот человек представлен едва ли не злым гением Анны Иоанновны, эдаким коварным Мефистофелем, фактически отстранившим Государыню от власти и творившим за ее спиной немыслимые беззакония. Слово «бироновщина», вошедшее в широкий обиход с легкой руки недобросовестных историков, надолго стало синонимом бессмысленной кровожадности, невероятной жестокости и засилья иностранцев во всех государственных институтах.