Это наш герой, бунтарь, борец с деспотией, вождь Сибири, этнограф, писатель, путешественник, все что хотите. Его первая жена в одном из путешествий умерла. Его восьмидесятилетний юбилей был таким праздником, какого в Томске никогда прежде не было. Городская дума сделала Потанина почетным гражданином города. Омск и Красноярск приняли такое же решение… Вот такой гражданин!..
Компанию пополнили поэты. Ольга продолжала давать пояснения Загорскому, указывая глазами то на одного, то на другого субъекта.
— Вот этот, изящный господин, и есть знаменитый профессор Михаил Георгиевич Курлов, я вас с ним непременно познакомлю, он вас вылечит. Сидят за нашим столом и местные поэты, каждый надеется, что ему дадут возможность прочесть пару новых стихов. Где им еще найти такую благодарную аудиторию?
Чаепитие началось. Шишков прочитал отрывок из будущего романа, и в отрывке этом многие узнали родные томские улицы. Восторгам не было предела.
— Михаил Георгиевич! — обратился хозяин квартиры к Курлову, — расскажите что-нибудь интересненькое из вашей практики.
— Ну что рассказать? Ну, разве про аппендикс? Есть такой в организме придаток, который может иногда воспалиться. Так вот. Я учился на последнем курсе, летом меня послали практиковать в одну глухую деревню. Прибыл туда. Открыл в избе у зажиточного крестьянина медицинский пункт. Пошли ко мне больные. Крестьяне, вообще-то, редко болеют, работают на свежем воздухе, едят здоровую пищу. Поэтому шли с небольшими болячками, кто родинку просил свести, кто чирей вскрыть. И тут приходит крестьянка с четырнадцатилетней дочкой и заявляет:
— У моей Дуськи в кишках червяк воспалилси! Ох, мучается!
Начинаю осматривать Дуську, платье снимать не хочет, стесняется. Но как-то все же осмотрел, понял — на последнем месяце беременности. Ну, что? Дуська мне шепчет:
— У нас тятька строгий, убьет!
Я матери говорю, мол, да, аппендикс воспалился, надо Дуську в город везти, операцию делать. Дали мне подводу, повез я Дуську в город, сдал в родильное отделение. Родила она, а домой ехать боится. Пожила у меня дома некоторое время. Мальчик немного подрос, отнесли младенца к фотографу Пейсахову, сфотографировали, а фотокарточку с письмом Дуськиному отцу отправили. Смирился он. Велел дочке с внуком в деревню возвращаться, такой вот «аппендикс»!
Все рассмеялись. Шишков посоветовал профессору писать рассказы.
— России хватит одного пишущего врача, доктора Чехова, — отвечал Курлов, — остальные врачи пусть лечат больных, Чехова им все равно не переплюнуть.
— Сейчас дадут слово поэтам, — шепнула графу Ольга, среди них есть и карбонарии. Взгляните-ка на Владимира Матвеевича Бахметьева! Сослан в Сибирь за бунтовские писания. Я чувствую, как колеблется почва под нашими аптекарскими магазинами! Он строг к нам, буржуям. Но не бойтесь!
— Я и не боюсь! — возразил граф, — у меня нет аптеки, нет и магазина. Мне нечего терять, кроме своих цепей.
— Пролетарии людей с графскими титулами не очень-то жалуют.
— Что титул, если нет ни денег, ни родового замка?..
Когда отзвучали поэзы, присутствующие стали просить Потанина дать оценку вечеру. Он сказал:
— Наши писатели хороши. Но они станут еще лучше, когда озаботятся бедами и нуждами родной Сибири. Мы — кладовка, откуда государству удобно брать золото, алмазы, лес, пушнину. И еще мы — свалка для человеческих отбросов. Сюда веками ссылали преступников, да и теперь ссылают. Мы бились за то, чтобы в Томске был университет. Он есть. Он и стал причиной того, что можно собирать столь блестящее общество. Вы все творцы. И не забывайте в творчестве, что Сибирь до сих пор остается колонией. Всякий интеллигент должен возвышать против этого свой голос. Вот и все.
Все дружно зааплодировали.
В конце концов, Борис Петрович обратился к Загорскому:
— Вы у нас впервые, граф, новички у нас выступают под занавес. Чем порадуете наш салон? Ваша лепта?
Все взоры тотчас обратились к графу. Георгий Адамович прижал руку к сердцу:
— И рад бы, но не пишу ни стихов, ни прозы. Вот разве вспомнить стародавние уроки музыки, которые преподал мне в Вене один из родственников короля вальсов.
Граф присел за фортепиано и сыграл знаменитый «Последний вальс» Штрауса. Гости были поражены проникновенностью исполнения.
— Но зачем же так грустно граф! Просто плакать хочется.
— Я только озвучил заложенное композитором…
Сатрапы — вниз по трапу
По протекции Ковнацкой-Нейланд граф Загорский поселился во флигеле неподалеку от шоколадной фабрики. И стоило выйти из двора, как он оказывался в центре города. Вот вам музыкальный магазин Ольги Шмидт и фарфоровый магазин Перевалова, Второвский пассаж.