— Ты чуждый элемент! — темнея лицом, закричал Криворученко, — я с тобой в другом месте поговорил бы, при помощи бомбы или пулемета! Скоро вас не будет! Я это гарантирую.
— Это вы зря! — усмехнулся граф. — Я беженец, пострадал от войны, у меня ничего нет, но я устроился и работаю. Ну, какой же я буржуа? Для вас каждый интеллигент — буржуй? Все должны быть рабочими? Но кто же тогда будет управлять делами страны, двигать науку?
— Сами и будем! По справедливости! Дерьмо ты собачье! Весь мир насилья мы разрушим… Я тебя посажу в этот подвал, и ты тогда узнаешь, каково тут сидеть!
— Но где же логика? Говорите, что весь мир насилья разрушите, и тут же обещаете посадить меня в подвал, то есть совершить надо мной насилие. Получается, что вы разрушите один мир насилия и тут же создадите другой!
— Пошел ты… знаешь куда? Подставь ухо, шепну на ушко!
— Ни в коем случае не подставляйте ему ухо — откусит! — вскричал охранник. Граф внял совету и ухо узнику подставлять не стал.
— Ну, раз вы ругаетесь, я с вами прощаюсь, — сказал граф с любезной улыбкой. Я выясню, каков ваш рацион, если он недостаточен, приму меры!
В одной из клеток сидел здоровенный парень, он попросил Загорского:
— Барин, сделайте милость! Скажите, чтобы меня на фронт забрали. Меня уже хотели взять, а я сделал вид, что повесился. Суд решил, что я сумасшедший. Какой-то комиссии жду. А мне бы лучше теперь же на войну уехать.
Загорский вопросительно посмотрел на профессора:
— Пока еще консилиум не решил его судьбу, — пояснил Топорков, но скорее всего будет освобожден от воинской повинности. Не в себе человек. Повешение имитировал. Но и раньше за ним наблюдались странности: любил рассказывать, что побывал в раю и райские гурии его там ласкали.
— А если его признают больным, он должен будет вечно находиться у вас?
— Переведем в общее отделение, подлечим, может, когда-нибудь и отпустим.
Железная дверь за Загорским и Левицким закрылась. Врач сказал:
— Вы можете пройти на кухню, там вам покажут все нормы, продукты и готовые блюда. Это же традиция любой психолечебницы — кормить пациентов самым лучшим образом. Считается, что они и так обделены судьбой, лишены многого из того, чем обладают нормальные люди, так пусть хоть поедят хорошо. Теперь война, но мы обеспечиваем им хороший рацион…
Посетив почти все корпуса, граф сделал пометки в тетради. Уже вечерело и профессора в щегольских сюртуках и котелках, с элегантными тросточками, усаживались, каждый в свой экипаж. Граф отвязал свою лошадь, уселся в коляску. Он решил, что ехать вместе с другими экипажами будет безопаснее.
Черный человек
Коля в очередной раз спешил на свидание с Белой Гелори. В мастерской Элии Юровского он купил для нее браслет матового серебра с жемчугами.
Конечно, Бела стоила более дорогого подарка, но Николай Зимний по-прежнему оставался младшим приказчиком и все чаевые по-прежнему отдавал старшему приказчику, хотя над ним из-за этого посмеивались товарищи. Да и сам старший приказчик говаривал, что честность и торговля — это два разных полюса. Надо создать видимость честности, а не быть честным.
В подтверждение своей мысли Семен Петрович Благов рассказал о случае, когда глава рода Кухтериных вез зарплату на свою спичечную фабрику да обронил по дороге кошель. Какой-то возчик этот кошель подобрал, по монограмме догадался чьи деньги, а было их несколько тысяч. Возчик ничего лучше не придумал, как поехать и отдать кошель хозяину. Рассмеялся Кухтерин и сказал:
— Эх, ты! Простота! Вот, возьми три рубля, купи себе веревку и повесься!
Коля, найди он такой кошель, поступил бы точно так, как тот возчик. И шел он в гостиничный номер и был грустен, потому что не мог купить более дорогой подарок. Дома казались серыми. Снег падал за ворот. Издали было видно, как блестит лед возле свай, как тщетно пытаются разорвать мрак фонари. А когда Коля подошел к порогу гостиницы, то увидел в полумраке в снежном мареве человека в черном пальто, тащившего на загорбке черный гроб. «Куда он с гробом?» — удивился Коля и увидел, что человек вошел в подъезд гостиницы.
Коля пошел следом, спросил у конторщика, скучавшего за самоваром:
— А этот, черный, он к кому, с гробом?
— С каким грабом? — удивился конторщик, — мы заказывали столяру кедровые перила, так он еще их не отделал, и не принес. Да и зачем бы он поплелся сюда на ночь глядя, сейчас все равно хозяина нет. А из граба разве перила делают? Да у наших столяров, верно, такого дерева и не бывает. Кедр — дерево мягкое, теплое, и везти его через три моря не надо, рядом растет.
«Ошибка, путаница — подумал Коля, — я ему — про Фому, а он мне про Ерему». И опять спросил:
— Разве человек в черном пальто сейчас не зашел сюда? Высокий и сутулый?
— Нет. Вашу милость уже ждут, сами знаете — кто. А других посетителей после восьми вечера сегодня не было. Да ведь погода какая!
Коля прошел в номер, Бела встретила его, как всегда радостно. И тотчас заметила, что он не в настроении:
— Что с мальчиком? Я ему надоела, он нашел другую симпатию?