Корона скифа (сборник)

— Это еще не все, дорогой Георгий Адамович! — вскликнул Николай Николаевич, — добавьте к сказанному водолечебницу, яблоневый сад. Конечно, городок построен в тайге, здесь и без того много зелени, ягодников, но мы выращиваем и культурные плодовые деревья. Зимой больные рисуют картины и лепят скульптуры. Лучшие из картин висят у нас в залах, в приемных и в кабинетах. Мы имеем здесь даже театр, актерами которого бывают и медики, и больные.

— Да! — воскликнул граф, — пожалуй, такого заведения не встретишь и в европейских странах.

Профессор позвонил по телефону и вскоре в кабинете появился врач-психиатр Владимир Зиновьевич Левицкий:

— Вот вам и ваш чичероне! — улыбнулся профессор. — Ваша цель — проверка жалоб. Поверьте, вам покажут все, что вы пожелаете, и если вы отметите те или иные недостатки, мы отнесемся к этому серьезно и примем все необходимые меры.

Владимир Зиновьевич Левицкий повел Загорского по коридорам, залам и палатам. В просторном вестибюле на стенах висели увеличенные фотографии. На них была отображена жизнь психиатрической клиники. Пациенты были засняты на отдыхе, на лечении. На одной фотографии были запечатлены нагие мужчины и женщины, глядевшие в разные стороны.

— Что за сюжет? — поинтересовался Загорский.

— Дело в том, что в психолечебницу помещают скорбных умом людей со всей Сибири и Дальнего Востока, — пояснил Левицкий. — Они прибывают поездами, большими партиями. Вот вы и видите одну такую партию. Нужно быстро осмотреть, отделить страдающих заразными болезнями. Затем всех остригут и поведут в баню.

— Одна из жалоб поступила за многими подписями, и пишется в ней о том, что больным не дают кроватей, — сказал граф. — Верно ли это?

— Абсолютно верно. Так заведено в подобных лечебницах и в Европе. Днем больные ходят в пижамах и могут отдыхать, сидя на скамьях и диванах. Перед сном они надевают ночные рубашки и стелят на пол матрасы. А кровать — это металл. Буйные больные могут ранить себя, случалось, что и вешались на спинках кроватей.

А вообще, человеколюбие, доброта — это наш главнейший девиз. Служащие подбираются тщательно, для них построены хорошие дома, им хорошо платят. Грубость по отношению к больным совершенно исключается.

— У меня одно письмо от некого Алексея Криворученко, — сказал граф, — оно полно великого гнева. Ваших врачей он именует не иначе, как врачи-палачи. Он пишет, что его истязают, дают ему какую-то микстуру, от которой у него отнимаются ноги. Я хотел бы поговорить с ним.

— Для этого нам нужно будет спуститься в полуподвал, в тюремное отделение.

— О! Здесь есть и такое отделение?

— Есть. На сто человек. Расположено оно в полуподвале. Окна забраны толстенными решетками. Сильная охрана. Как правило, там помещаются люди, совершившие тягчайшие преступления, но признанные судом невменяемыми.

— Очень любопытно! — сказал Загорский, в самом деле заинтригованный.

— Ваш жалобщик, Алеша Криворученко, имея шестнадцать лет отроду, пристрелил в Чите жандарма. Распространитель листовок, бомбист.

Они спустились этажом ниже. Левицкий постучал в железную дверь. Открылся круглый глазок.

— Чиновник Губернского управления господин Загорский желает побеседовать с больным Алексеем Криворученко, — сказал Левицкий.

— Сейчас устроим, Владимир Зиновьевич! — отвечал грубый голос из-за двери. Лязгнули железные запоры, и дверь отворилась. Рослые, пожилые охранники попросили подождать и вскоре вернулись с тощим невысоким пареньком с шалыми белыми глазами, вздернутым носом. На нем были ручные кандалы. Он весь дрожал от ярости.

Бородачи охранники посадили его на табурет, стоявший посреди комнаты, а Загорский и Левицкий присели на скамью напротив. Арестант закричал пронзительным голосом:

— Палачи! Кандалы на больного надели! Скоты!

— Не бузи! — примирительно сказал один из бородачей. Ты ж дерешься, кусаешься, как же тебя вести к господам без кандалов?

— За все ответите вместе с вашими господами! Придет наше время!

Граф смотрел внимательно в глаза Алексею. Хотел воздействовать на него гипнозом, успокоить. Ничего не получалось. Впрочем, Загорский знал, что на душевнобольных воздействовать гипнозом весьма трудно.

— Вы еще очень молоды, — сказал граф, — у вас вся жизнь впереди, стоит ли усугублять свое положение? Примерным поведением вы могли бы облегчить свою участь. Я хочу выслушать ваши претензии.

— Если ты пришел защищать палачей-врачей и читать мне проповеди, то катись колбаской по Малой Спасской! — насупился Криворученко.

— С ним не поговоришь! Он лишь вот это понимает! — показал охранник пудовый кулак. — Да и то не всегда!

— Вы пишете, что вас плохо кормят, это действительно так? — спросил граф.

— Иди ты к черту! — сказал Криворученко, — я с тобой и говорить не хочу. Поверяльщик! Я вижу, что ты — принадлежишь к чуждому мне классу. Значит, враг! И проваливай!

— Зачем же тогда жалобы в губернское правление писать? Вы что же думали, что их извозчик приедет проверять? Кстати, я приехал сам, без извозчика. И мне в лесу какие-то ухари чуть шею не свернули. Но даже с ними я сумел договориться. А с вами — не получается? Почему?