Корона скифа (сборник)

Вот тебе, Федька, денежки, но ты их сразу не вынимай, попробуй за так бутылок пару выпросить. А уж если там народ неподатливый будет, тогда купи. А вы, мужики, выберите березы потолще да начинайте валить потихоньку. Ты, Степан, догляди, чтобы наши психи… тьфу! — хотел сказать — больные, как нас Топорков Николай Николаевич учит их называть, — клин правильно забили. Посмотри, чтобы дерево кого не прибило. Ну, начали! А ты, Федька, одна нога здесь, другая — там!

— Да! Может, до той заимки шагать да шагать! Лес густой, а ну как — волки! Да кто живет на заимке — еще неизвестно.

— Кто живет? Известно — крестьяне! Да не засиживайся там!

— Не учи ученого!

Федька зашагал по тропе, вилявшей среди вековых кедров, пихт и елей. Лес был темный и мрачный. Но Федьке было весело. Сам он крестьянскую работу и жизнь забывать стал. Работа крестьянская — известно. Гни хребет от зари до зари. Да и живешь в грязи в невежестве. Упадешь на полати, а уж вставать пора. Хватит, поковырялся в назьме вилами. Устроился в городе, хватило ума. Вот от армии, от фронта и то отвертелся. Дураком признали. И кормят, и работать почти не заставляют.

Тропинка то пропадала, то вновь оказывалась. Федька оглядывался, теперь уж не деревья были вокруг, а сказочные великаны. Кедры упирались ветвями прямо в небеса. Сплошная стена хвои. Где тут заимка? Да и есть ли вообще? Заблудился, что ли?

И вдруг увидел в просвете меж деревьев ручей, а возле него дом, обнесенный высоким забором. Из трубы дым идет, значит, варят что-то, пекут, ядрена в корень!

Толкнул калитку — заперто, собака во дворе залаяла, но из дома никто не вышел. А забор-то! Мать твоя была бабушка! Федька подпрыгнул, подтянулся на руках, мягко спрыгнул, оглянулся. Собака была здоровенная, но привязанная цепью к будке. Он понял: привязали, чтобы не мешала в нужник пройти. Значит, не одни хозяева дома, а с гостями. Ишь, увлеклись, не слышат даже, что собачонка беспокоится.

Федька смело ступил на крыльцо, слышно было: в доме гармошка наяривает, и люди песни орут. Гуляют! Вот и не слышат ни собаки, ничего. Ну что ж, прекрасно! Полицию забоятся. Самогоном откупятся. Эх! И сам напьется и своим лесоповальщикам принесет!

Федька рывком отворил дверь, из горницы выглянули две кучерявых головы и что-то звонко выкрикнули, оглядываясь в горницу. Тотчас на пороге показался странного вида мужик. Федька хотел было обратно выскочить из избы. Ведь мужик тот был совершенно голый и поросший шерстью, как большая обезьяна, которую Федька однажды видел в зоопарке. На голове у нагого незнакомца была бескозырка. На черной ленте было начертано «Варяг». И роста в мужике было много, и руки, как бревна, как у борца циркового. Только видел Федька и понимал, что никакой это не борец, никакой — не матрос. У мужика глаза были наглые и страшные рубцы-шрамы под глазом и через всю щеку до самого рта. Казалось из-за этих шрамов, что мужик одной половиной лица всегда смеется.

Но мужик не смеялся, он перехватил руку Федьки со словами:

— Чего задницу чешешь? Видишь я — голый. Айда в горницу… Смотри — гармонист тоже голый. Да у нас все — голые, чего же ты один будешь одетый?

— Я насчет самогону, я бы купил бутылку… — заговорил Федька, пытаясь, отступить обратно в прихожую.

— Дам самогону, сперва пальто и штаны и все прочее сними. Эй, Васена, подай бутыль да стакан, али не слышишь, гость самогону требует!

Подошла Васена, она была в чем мать родила, только через плечо у нее было закинуто полотенце, другим концом которого она прихватила бутылку. Известно, деревенские женщины всегда подают бутылку, прихватывая ее полотенцем. В левой руке Васена держала надетый на вилку ядреный белый пласт соленой капусты.

Федька вынужден был принять стакан с самогоном из ее рук, в то время как здоровенный этот «облезьян», как его мысленно окрестил Федька, сдирал с нежданного гостя пиджак и штаны. Федька чувствовал — вырваться не удастся. Его раздевали, как ребенка. Этот длинный, сняв с Федьки штаны, ловко обшарил карманы, подержал на ладони несколько монет. Однако же ничего не сказал, деньги положил обратно в Федькин карман, а всю одежку сложил стопкой на комоде.

«Будь, что будет!» — решил Федька и выпил стакан самогона. Принял от Васены вилку с капустой, закуска так и захрустела у него на зубах.

— Меня зовут Цусима! — сказал «облезьян», — запомнил? Айда теперь в другую горницу!

— Мне только самогону купить! — напомнил Федька.

Даром дадим. Все дадим. Вот тут тебе будет игра! — сказал Цусима, указывая на диван, на котором сидело шестеро девок. Четверо были нагие, как Васена, а на двух были нижние рубахи.

— Вы это! Занавес-то откройте! — приказал им Цусима — «облезьян», — гость играть станет.

Девки тотчас приподняли рубахи.

— Вот начинай с любого края. На каждой канонерке должен немного покачаться. На которой канонерке твой снаряд взорвется — твоя навек.

— Но это, но я же… только самогону хотел, — залепетал Федька, подозревая какой-то подвох. Он заметил в боковой комнате еще трех мужиков, один из них был почему-то одетым и с бритвой в руке.