Корона за любовь. Константин Павлович

   — Вся наша семья только что приехала, — быстро сказала она. — Половина нашего собственного дома не сгорела и теперь приняла нас. Пойдёмте со мной, и я накормлю вас. Да и крова у вас нет, может быть, вы поживёте пока у нас. Наверное, мы первыми вернулись в Москву, ещё нет никого из соседей...

   — Простите великодушно, но не обрушится ли гнев вашей семьи на меня? Город спален, нигде нет людей, лишь изредка выходят на промысел воры и грабители, да и ваш дом тоже сожгли наполовину...

   — Я получила известие, — вдруг сказала Маргарита, — что мой муж погиб в бою под Бородином...

Она впервые вымолвила эти слова, которые потом ей придётся повторять всю свою жизнь, и замолчала надолго. Кто такая эта француженка, чтобы выкладывать ей то, что у неё на душе? Почему она вдруг сказала ей это? Но мадам Бувье остановилась и тихонько проговорила:

   — Боже мой, что же переживаете вы теперь! Громадное горе, я хорошо это понимаю, я сама пережила это. Но моя потеря недавняя, и меня сразу обступили заботы о хлебе насущном, мне было легче пережить потерю любимого человека, потому что надо было позаботиться о себе — вы видите, что сталось со мной, со всей моей красотой и любовью. Я так вам сострадаю...

Маргарита вдруг потянулась к бесформенной фигуре мадам Бувье и, обняв её, припала к ней, и слёзы хлынули из её глаз. Впервые плакала она такими благодатными слезами, они как будто уносили с собой каменную неподвижность её души, всё ещё не освоившейся со своей потерей.

Они стояли среди чёрных развалин, припав друг к другу, плакали вместе, слёзы их смешивались, и молодой месяц, выглянув в разрывы туч, холодным голубоватым светом высветил эту картину.

Молодые женщины дошли до дома Нарышкиных. Тут уже была видна жизнь: горели костры в саду, бродили по двору мужики и раздавался стук топоров, рубивших дрова.

Маргарита вошла в дом, вслед за ней последовала мадам Бувье. В самой вместительной комнате собралась вся семья Нарышкиных. Варвара Алексеевна, увидев дочь, кинулась к ней:

   — Господи, куда тебя унесло, мы так беспокоились, куда ты подевалась, почему не предупредила?

Маргарита ничего не ответила матери. Она только взглянула на отца, стоявшего у заколоченного окна.

   — Я хочу представить вам мадам Бувье, — громко произнесла она, — я наняла её, она будет бонной у Николушки...

Мадам Бувье переводила взгляд с Михаила Петровича на Варвару Алексеевну, инстинктивно угадывая в них хозяев дома. Она не понимала ни слова из их русской речи, но чувствовала, что говорят о ней, и сердце её сжималось.

Варвара Алексеевна кинула на мадам Бувье суровый, неодобрительный взгляд: вот так бонна, откуда выкопала её Маргарита?

Тереза молча склонилась перед Варварой Алексеевной, потом также низко присела в реверансе перед Михаилом Петровичем. Взгляд её устремился к столу, разысканному слугами и кое-как водворённому в эту комнату. На столе стоял самовар; курясь дымком и паром, лежали куски белого хлеба и ломти чёрного, нарезанное сало и конфеты, насыпанные в сахарницу. Француженка чуть не упала в обморок.

   — Мадам Бувье очень голодна, — просто сказала Маргарита. — Маман, покормите мою бонну.

Варвара Алексеевна с изумлением взглянула на Маргариту.

   — Конечно, конечно,— засуетилась она.

   — Батюшка, — обратилась Маргарита к отцу, — я хочу завтра рано утром выехать в Бородино. Будьте милостивы, прикажите заложить карету.

Михаил Петрович лишь молча кивнул головой. Варвара Алексеевна хотела было вмешаться, но взгляд Маргариты остановил её.

   — Мадам Бувье поедет со мной, — предупредила она слова матери.

Она и не подозревала, что Тереза Бувье останется с ней на долгие тридцать лет...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ранним утром, ещё до света, Михаил Петрович вышел на обгорелое крылечко, проверил, как запрягли коней, какие подушки и перины положили. Словом, всё сделал так, как и хотела Маргарита. Когда она вышла из дому с Николушкой на руках, со Стешей, сонно плетущейся позади, с приодетой и выглядевшей вполне по-барски бонной Терезой Бувье, всё уже было готово к отъезду.

   — Может, и я с тобой... — заикнулся было отец, приобняв дочь за плечи.

   — Нет, батюшка, у тебя на руках Мишенька, да сестрички мои, да маманя, где уж тебе. Да и дел у тебя невпроворот, дом-то надо новый ладить. А я справлюсь одна. Мне бы, главное, найти...

Она отвернулась, слёзы едва не показались на её исплаканных глазах, но она глотнула, справляясь с комом в горле, и шагнула к возку. Они разместились удобно, кучер Василий гикнул на лошадей, и в сером сумраке рассвета пара коней вынесла из пролома, где когда-то были тяжёлые резные ворота.

Обычно в этот час благовестили колокола на всех колокольнях, сзывая прихожан к ранней обедне, но теперь всё глухо молчало, и только снежок, едва устлавший почернелые улицы, слегка поскрипывал под копытами лошадей.

Маргарита даже не выглядывала в окошки кареты. Внутренний взор её был прикован к одной и той же картине, что стояла перед ней: заснеженное поле, зелёный мундир с золотыми эполетами и запрокинутое к нему белое лицо Александра, треуголка валяется рядом, а прекрасные вьющиеся волосы раскинулись на снегу...