Короткая память

— Ну а Матвея?.. Пусть пойдет с тобой.

— Мне никто не нужен.

— А если упадешь?.. Что случится?.. Кругом ни души... Степочка!

— Ничего со мной не случится, — сказал он. — Пойду и приду. Никуда не денусь.

Она заплакала.

Он пошел не оглядываясь.

Ночной город был темен и пуст.

Беляева увидел постовой милиционер.

— Товарищ Беляев, Степан Алексеевич, — окликнул он, — вы куда?

— Тут недалеко.

Милиционер проводил его взглядом.

Старик шел не останавливаясь.

Медленно ступал больными ногами в теплых на меху ботинках.

Кончилась городская улица. Началось загородное шоссе.

Он все шел...

* * *

Матвей Ильич Кудинов не спал и эту ночь. Мерил шагами комнату. На столе пепельница, полная окурков.

В коридоре раздались шаги. Хлопнула входная дверь, Кудинов прислушался. Какая-то тень мелькнула за окном, в саду. Кудинов вышел на крыльцо. Мужская фигура скрылась за деревьями.

— Игорь, это ты? — негромко спросил Кудинов.

Никто ему не ответил. Кудинов ускорил шаг.

...На поляне под деревом стоял Игорь Степанович.

Через ветку перекинута веревка.

— Игорь! — крикнул Кудинов.

Беляев обернулся.

Кудинов с силой оттащил его от дерева. Сказал задыхаясь:

— Ты с ума сошел, Игорь! Что ты делаешь?!

Беляев молчал.

Кудинов положил ему руки на плечи. Обнял. Сказал:

— Надо жить, Игорь... Надо жить... У нас с тобой нет другого выхода... Надо жить...

Беляев стоял как каменный.

— Это крах, — произнес он. — Моя жизнь кончилась.

Кудинов посмотрел на него. Снял с плеч руки. Неожиданно рассмеялся.

— Твоя жизнь? — спросил он. — И это все, что тебя сейчас тревожит?

Беляев молчал.

— Краха, значит, испугался? — спросил Кудинов. — А как это понимать, объясни? С должности, что ли, снимут? Или чинов лишат?

Беляев молчал.

— А детей сиротами оставить не испугался? Стариков одних бросить на этом свете — ничего?

Беляев молчал.

— Давай, — сказал Кудинов, — вешайся, черт с тобой... Сделай одолжение! — повернулся и пошел в дом.

Беляев постоял немного. Сорвал с дерева веревку и швырнул ее через забор.

* * *

Старик Беляев шел по шоссе.

Начало светать.

Здесь по этой самой дороге несколько дней назад мчались нарядные бежевые «Жигули» с московским номером.

Вот и быстрая горная речка. И мост через нее.

Старик остановился.

Тяжело опустился на каменный бордюр.

Сполз на землю.

Так и лежал, обхватив землю руками, тот самый клочок асфальта, где несколько дней назад горели развернутые поперек моста бежевые «Жигули».

Старик не плакал. Глаза его были сухи.

* * *

Председатель исполкома Фомин уже собирался уходить домой.

Открылась дверь, в кабинет вошел прокурор.

— Законникам привет! — сказал Фомин.

— Добрый вечер, — прокурор тяжело опустился на стул.

— Ну как, — спросил Фомин, собирая в кейс бумаги, — отдали под суд того бандита?

— Какого бандита? — не понял прокурор.

— Шофера грузовика.

Прокурор вздохнул. Налил себе из графина. Выпил.

— А почему вы знаете, что нарушил грузовик? — спросил он.

— То есть? — не понял Фомин.

— Не исключено, виноват сам Беляев, — сказал прокурор.

— Иван Васильевич, — сказал председатель исполкома, — ты понимаешь, что говоришь?

Прокурор ничего не ответил.

— Он же своих близких потерял, — сказал Фомин.

— И поэтому не виноват? — спросил прокурор.

Председатель исполкома пожал плечами, сказал:

— Водитель самосвала пьяный же был.

— Откуда вы взяли? — удивился прокурор. — Трезв как стеклышко.

Возникла пауза.

— Это что, уже окончательно? — спросил Фомин.

— Идет следствие.

Они помолчали.

— Нет, — сказал Фомин. — Быть такого не может. Слышишь? Сознавать, что ты убийца своей жены и сестры... С ума сойти!.. А старикам каково?.. Нет, нет, не хочу!.. Есть же на свете справедливость. Ну пускай не на нашей грешной земле, но вот там, — он показал вверх, — там же должна быть справедливость, а?

— Не знаю, — сказал прокурор, — не по моей части.

— Что?

— Справедливость.

Фомин посмотрел на него.

— А что по твоей части? — спросил он.

— Закон. И истина. А она справедливой быть не обязана. — Прокурор усмехнулся: — Она выше этого.

Помолчали.

— Слушай, — сказал Фомин, — а нельзя... ну, вообще прекратить это дело?!

— Основания? — спросил прокурор.

— Горе! — выкрикнул Фомин. — Человеческое горе! Или тебе мало?

— Горе — понятие внеюридическое, — сказал прокурор.

— Что?

— Говорю, нет такой статьи в кодексе.

Фомин смотрел на него.

— Иван, — тихо произнес он, — что ты говоришь?.. Ты человек или...

— А что я могу сделать? — крикнул прокурор. — Приказать Зубкову? Наплюй, дескать, на закон, забудь свои прямые обязанности? — Он вздохнул. — Да и говорил я уже, — он устало махнул рукой. — Но Зубков продолжает искать истину. И будет ее искать, пока не найдет... Он мне это вполне популярно объяснил...

— Он что, сволочь? — спросил председатель исполкома.

— Кто? Зубков? — Прокурор усмехнулся: — Ну почему же? Отличный парень. Только, извините, очень добросовестный...

— А может быть, мне ему позвонить, — предложил Фомин.

— И что вы ему скажете? — спросил прокурор.

Фомин не ответил.

— Вам Беляева жаль, — сказал прокурор. — Мне, знаете, тоже. А Терехина вам не жаль?

— Водителя грузовика?