Корсар

Поодаль, на солнце, стоят пленные шведские офицеры, около сотни, во главе с комендантом генерал-майором Рудольфом Горном — длинным сутулым типом со светлыми волосами, в которых седина почти не заметна. Обычно пленных офицеров, тем более, старших, приглашают к столу, чтобы залили горечь поражения. Сейчас их не замечают. Все знают, что Петр Первый чертовски зол на шведских командиров, особенно на коменданта. Русские командиры ждали его решение, боясь попасть в немилость за проявление сострадания к врагу.

Я сажусь рядом с генерал-майором Джоном Чамберсом, командиру корпуса, состоящего из собственного пехотного полка и двух гвардейских — Семеновского, полковником которого он в свое время был, и Преображенского. Он шотландец по родителям и москвич по месту рождения, поэтому наши называют его Иваном Ивановичем. По-русски говорит очень хорошо. Акцент слышен, когда нервничает, что случается редко. Ему пятьдесят четыре. Рыжие волосы из-за седины кажутся пегими. Конопатое лицо покраснело от выпитого. Когда генерал-майор трезв, оно кажется слишком бледным, болезненным. Видать, именно поэтому генерал-майор редко бывает трезвым.

Солдат ставит передо мной кружку пива с белой выпуклой шапкой пены. Еще две кружки — перед полковниками Магнусом фон Неттельгорстом и Семеном Кропотовым. Пена у пива вкусная, а вот сам напиток хуже того, что делают сейчас в Англии и даже в Голландии. Примерно на одном уровне с немецким, которое пока что не ахти.

— Славное было дело, — отхлебнув пива и вытерев губы тыльной стороной ладони, густо поросшей рыжими волосами, буднично произносит генерал-майор Чамберс.

— Что там у тебя взорвалось на бастионе? — интересуюсь я.

— Мина шведская, — отвечает он. — Своих положили больше, чем моих.

— Бывает, — говорю я и задаю второй вопрос: — Горна в Замке взяли?

— На валу между Старым городом и Новым. Я вовремя успел, чуть не покололи его штыками, — рассказал генерал-майор.

— Может, он этого хотел? — высказываю я предположение.

— Надеюсь, он простит меня, — шутливо произносит Иван Иванович Чамберс.

— Как думаешь, пойдем в этом году на Ревель? — спрашиваю я.

— Вряд ли. Пока здесь разберемся, пока отпразднуем в Москве, зима начнется, — уверенно отвечает он. — Нарва — это тебе не Нотебург и даже не Дерпт. Славней победы у нашего государя пока что не было.

— Будут и пославнее, — вангую я.

— Дай бог! — перекрестившись слева направо, как положено католику, молвил генерал-майор Чамберс.

Мы поговорили о планах на следующий год, выпили еще по две кружки пива, отливая по нужде под стену ратуши, когда на площадь приехала кавалькада во главе с Петром Первым. Он ехал на сером жеребце, довольно рослом, но ноги в черных тупоносых ботфортах все равно были почти у земли. Темно-зеленый кафтан расстегнут. Под кафтаном черный камзол, подпоясанный черным шелковым поясом, за который заткнут пистолет с лакированной рукояткой из красного дерева. В последнее время стали делать рукоятки без «яблока» на конце. В правой руке держит палаш, испачканный кровью. Царь остановился и слез возле стола, бросив поводья вставшему офицеру, молодому майору. Казалось, Петр Первый не замечает сидевших за столом, видит только пленных офицеров.

— Кто из них Горн? — задал вопрос царь, продолжая глядеть на шведов.

— Самый длинный, без шапки, — ответил офицер, принявший поводья.

Длинными шагами, заставляя сопровождающих чуть ли не бежать вприпрыжку, и держа палаш направленным вперед, Петр Первый приблизился к бывшему коменданту Нарвы. Я был уверен, что сейчас зарубит шведского генерал-майора. Нет, всего лишь заехал ему по морде с левой да так, что Рудольф Горн попятился и чуть не упал.

— Тебе же предлагали сдать крепость на хороших условиях! Решил погеройствовать?! — заорал на него царь на немецком языке, вставляя голландские слова, и поднял окровавленный палаш. — Видишь, до чего твое геройство довело?! Это кровь русского солдата! Я убил его, чтобы остановить беспорядки! Ты разозлил моих солдат, а отвечать пришлось всем остальным!

Генерал-майор Рудольф Горн молчал. Вид у него сейчас был, как у близорукого человека в первый момент после снятия очков. Наверное, впервые во взрослом возрасте получил по морде.

— В каземат его и этих всех! — крикнул Петр Первый, не обращаясь ни к кому определенно. — В тот самый, где он держал наших офицеров! — и, круто развернувшись, рубанул палашом воздух и пошел к столу, где взял чью-то недопитую кружку и выдул пиво одним глотком.

К нему подбежал пехотинец-официант с полной кружкой. Царь выпил ее чуть медленнее, но до дна. Шлепая губами по-лошадиному, выдохнул воздух — и увидел всех нас, вставших со своих мест.

— Отдыхаете, герои? — произнес он спокойным тоном. — Отдыхайте, заслужили. — Затем перевел взгляд на меня, на испачканный кровью кафтан на груди. — Ранен?

— Нет, это не моя кровь, — ответил я.

— Это хорошо, — устало сказал Петр Первый и сел на ближний стул.