Корсар

Не встретились. Выехали по ручью из леса, повернули направо. Миновав условную линию боя, которую я определил по звукам выстрелов из пушек и фузей, еще долго скакали вперед, выискивая, где можно пересечь лес в обратном направлении. Пришлось пробираться по оврагу, поросшему кустами и невысокими деревцами. Выслал вперед солдат с топорами, которые сделали просеку.

Мы оказались километрах в двух позади места, где проходило сражение. Напротив нас паслись оседланные и стреноженные лошади, тысячи полторы, под охраной десятка шведских драгунов. Левее и примерно на километр дальше стоял шведский обоз. Шведские драгуны сперва тупо смотрели на нас, пытаясь сообразить, кто такие? Наверное, акали, обращаясь друг к другу и не желая признавать коллег из вражеской армии. С какой-то там попытки угадав правильный ответ, сняли путы с ближних лошадей и дали на них дёру. Я приказал командиру первого эскадрона заняться лошадьми и обозом, перегнать их по просеке на другую сторону леса, чтобы не мешали удирать шведским пехотинцам, артиллеристам и кавалеристам, которые расположились справа от нас на широком поле. Враги построились в пять узких прямоугольников, промежутки между которыми занимали четыре батареи по четыре пушки в каждой. В шведских полках меньше солдат, чем в наших, в среднем около шестисот-восьмисот, хотя бывают интересные варианты, когда есть полковник, но солдат на роту, или капитан с пятью сотнями подчиненных. Если сведения о численности шведского корпуса верны, в каждом подразделении, построенном прямоугольником на поле боя, чуть более тысячи солдат и драгунов, два полка или полк и отдельные роты. На левом фланге находилась конница — три небольших отряда рейтаров и кирасиров, всего около тысячи человек, — не давала обойти пехоту. Правый фланг прикрывал лес, поэтому обхода с этой стороны не ожидали. Бой был в самом разгаре. Шведы стояли крепко, а их артиллерия наверняка наносила нашим немалый урон. Я подумал, что за грохотом выстрелов враги не сразу услышат топот копыт и обнаружат нас.

Проинструктировав командиров эскадронов, я повел полк в атаку на два подразделения, которые стояли ближе к лесу. Мой конь быстро набрал ход и оторвался от остальных. Пришлось его придержать немного. Нападать в одиночку страшновато. Я краем глаза наблюдаю за левым флангом шведов, опасаясь, как бы не выслали нам на перехват конницу. Видимо, наши казаки, татары и калмыки занимают все их внимание. Зато нас замечают шведские пехотинцы. Они кричат командирам и показывают руками в нашу сторону. Чтобы выдержать навал конницы, им надо перестроиться. Мы не даем это сделать.

Мой жеребец врезается в строй и сбивает двух человек. В это время я рассекаю саблей высокую суконную шапку, а вместе с ней и голову третьего пехотинца. Рядом влетает в строй конь другого драгуна и начинает мотать головой, словно дает понять, что сделал это не нарочно. Я срубываю следующего шведа, который пытается ткнуть моего коня очень длинным, как мне показалось, штыком с плоским лезвием. Потом убиваю еще одного и еще…

Мельком замечаю, что мои подчиненные не отстают от меня, рубят, как умеют. Оба шведские полка теряют строй, рассыпаются, начинают разбегаться. Я подскакиваю к батарее трехфунтовок. Рослый артиллерист замахивается банником. Успеваю выстрелить в него из пистолета, который вдруг оказался в моей левой руке, хотя, хоть убей, не помню, когда достал его из седельной кобуры. Артиллерист роняет банник и закрывает двумя руками грудь в том месте, куда попала пуля. Так, со сложенными на груди руками, падает ниц. Я догоняю его коллегу, невысокого, но широкоплечего, который бежит странно, вприпрыжку и не собирается расставаться с пальником с дымящимся фитилем. Наверное, наводчик. Я рассекаю саблей его левое плечо у шеи. Лезвие уходит наискось до позвоночника, после чего выдергиваю саблю, замахиваюсь вновь и сношу голову третьему артиллеристу в странной суконной шапке, напоминающей смесь тюбетейки с ушанкой. Следующим был офицер без головного убора. Длинные, похожие на лен волосы завязаны сзади черной ленточкой, торчат конским хвостом. Офицер постоянно оглядывается. Он молод, не старше двадцати. Лицо вытянутое, безволосое, а брови и ресницы такие светлые, что почти незаметны. Офицер шарахается в сторону, понимает, что не спасется, после чего падает плашмя. Может, споткнулся, а может, специально. Я придерживаю коня, чтобы не проскочить. Если наклонюсь, то достану шею офицера острием сабли.

Вместо этого произношу на шведском языке:

— Сдавайся!

— Да-да, я сдаюсь! — кричит он высоким, немного писклявым, наверное, от испуга голосом и продолжает лежать, уткнувшись лицом в примятую траву.

Я оборачиваюсь, вижу драгуна из своего полка, который только что с третьего удара таки добил еще одного артиллериста, показываю саблей на лежащего офицера и приказываю:

— Охраняй его!

Вместо ответа драгун кивает. Первый бой. Башню снесло, соображает с трудом, весь на инстинктах и наработанном навыке подчиняться командиру.