Корсар

— По неточным сведениям генерал-майор Шлиппенбах, битый мною в прошлом году, вышел из Дорпата с семью тысячами пехоты и конницы и шестнадцатью пушками. Куда пошел — не ведомо. Будем искать, — ответил генерал-фельдмаршал. — В моей колонне семнадцать с половиной тысяч при двадцати четырех пушках, включая твои, и послезавтра по реке выдвинется генерал-майор Гулиц с шестью с половиной тысячами при восьми пушках.

Я подумал, что если колонны объединятся, то обязательно проиграем, а если нет, то возможны варианты. Генералу-фельдмаршалу говорить это не стал. У некоторых весельчаков странное чувство юмора, несовместимое с моим, угрюмым.

45

Душный июльский день. Солнце припекает так, будто перепутало Прибалтику с Крымом. В этих краях я переношу жару хуже, чем в южных регионах. Несмотря на то, что скачу по лесной дороге в тени, пот течет с меня ручьями. Нижняя рубашка уже мокрая, а лосины прилипли к ногам и ягодицам. От коня тоже идет вонь сильнее, чем обычно, хотя скачу хлынцой, уставать не должен. Время от времени я давлю на его холке обнаглевших оводов, которые кружат вокруг нас. Меня сопровождают адъютант Поленов и полтора десятка драгун. Еще пятеро в передовом дозоре. Я выехал на разведку, передав командование полком подполковнику Магнусу фон Неттельгорсту. Двигаться в колонне скучно. Мы, оставив обоз в Новом Городке, который верстах в шестидесяти от Пскова, идем по вражеской территории налегке, имея запас еды на восемь дней. Где этот враг — никто не имеет понятия. Местные называют разные места и, скорее всего, не врут. К шведам они пока что относятся не лучше, чем к нам. Генерал-майор Шлиппенбах наверняка имеет такое же смутное представление о нашем местоположение, поэтому маневрирует в местах предполагаемого нашего движения. Ему надо не пустить нас вглубь вверенной ему провинции, но армия у него в два с половиной раза меньше нашей.

Это не считая колонну генерал-майора Гулица, который недавно спустился на карбасах в Чудское озеро, где вступил в бой с четырьмя шведскими яхтами и взял на абордаж двенадцатипушечную под названием «Виват», о чем нам вчера привез известие гонец. Карбас — это парусно-гребное беспалубное судно длиной от трех до двенадцати метров с острыми прямыми штевнями. На малых одна мачта с, как правило, шпринтовым парусом, на больших — две, причем фок-мачта ставится почти у форштевня, а грот-мачта примерно посередине. Весел разное количество, обязательно нечетное, потому что одно — рулевое. На таких судах русские купцы перевозят грузы и людей из Пскова в Нарву и обратно. Карбасы были у них конфискованы для проведения десантной операции. Как оказалось, еще и для озерного сражения.

Я слышу впереди топот копыт и останавливаю своего коня. Это несется высланный вперед дозор. Судя по спешке, заметили неприятеля.

Старший дозора — рослый капрал с густыми пшеничными усами — козыряет немного согнутой ладонью и докладывает торопливо, будто за ним гонятся:

— Свеи конные, десять человек, едут нам навстречу!

Недаром солдат зимой учили считать. Теперь проверим, как научили воевать.

— Они видели вас? — спрашиваю я.

— Никак нет, господин полковник! — рявкает он.

— Это хорошо, — решаю я и отдаю приказания.

Лошадей отводят в лес. Солдаты располагаются цепочкой в кустах и за деревьями вдоль левой стороны дороги. Располагать на обеих сторонах не рискую, чтобы в горячке боя не перестреляли друг друга.

— В первого не стрелять! — строго напоминаю я.

Нам нужен «язык». Живой и более-менее здоровый.

Это были рейтары. Они все еще воронят кирасы и шлемы-капелины и предпочитают черный цвет в одежде. Основное вооружение осталось прежним — три-четыре мощных длинностволых пистолета, причем некоторые двустволые или одностволые многозарядные: в ствол забивали через толстые пыжи от двух до пяти-шести зарядов, на каждый из которых был отдельный замок, чаше колесцовый. Последний вариант, как говорят, очень ненадежен, особенно в руках не очень внимательного стрелка. В отличие от кирасир, рейтары обычно после выстрела из пистолетов не вклиниваются в ряды пехоты и не рубят ее холодным оружием, а караколируют, перезаряжая огнестрельное.

Я занял крайнюю позицию, приготовил винтовку. Рядом со мной сопит адъютант Поленов. Это не первый его бой, а суетится, как новичок.

— Огонь! — нажимая курок, командую я, когда передний всадник оказывается в просвете между деревьями напротив меня.

Выстреливаю первым в серую «в яблоках» лошадь. Попадаю в голову, ниже глаза. Рядом гремит фузея поручика, который всаживает вторую пулю в бедное животное, у которого и так уже подогнулись передние ноги, а потом раздаются выстрелы солдат. В каждого рейтара стреляет пара солдат. Дальняя от меня пара в резерве, если кто-то из шведов уцелеет и попробует ускакать. Она осталась без дела.

Рейтар, скакавший впереди, не успел спрыгнуть с завалившейся набок лошади. Ему придавило правую ногу. Рейтар пытается вытащить ее из стремени, а потом из-под лошади, которая дергается всем телом, не желая умирать.

— Сдавайся или убью! — орет ему по-русски подбежавший поручик Поленов, размахивая палашом.