Там, среди снежных холмов, выделялся один. И это был не холм, а самая колоссальная пирамида из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть. Даже на Венере такой нет.
Она стояла в центре, а вокруг неё, словно гранёные каменья драгоценного ожерелья, рассыпались более мелкие зиккураты. Я насчитал около двенадцати. Возле них суетились люди, то и дело поднимая снежную бурю скутерами и вездеходами. Ниже, в долине, неподалёку от комплекса пирамид, блестел на солнце своими белокаменными стенами солярный символ — круглый город-коллайдер, идеально спроектированный и отстроенный по инженерным схемам древнего мира.
«Что ж, раз мне требуется наладить работу портала — я сделаю это, а потом вернусь и вырву сердце Юсу», — решил я и, вытащив из задубевших рук трупа дезагрегатор, сделал первый шаг в сторону самой большой из двенадцати пирамид. Но я невольно замедлился, а вскоре и вовсе застыл на месте. Окинув взором долину и всё пространство до самого горизонта, я в недоумении закрутил головой по сторонам: везде наблюдалась одна и та же картина.
То, что я изначально принял за редкие холмы и далёкие горы, являлось гигантским телом, голова которого лежала прямо перед нами, раскинувшись на километры вокруг, и одним приоткрытым глазом размером в пять гектаров смотрела на незваных гостей.
— К-кто это? — одновременно выдохнули мы с Рецием.
— Это и есть один из оставшихся чудо-юдо-китов, держащих эту Землю… — резко осипшим голосом поведал нам Солнечный дайтья в отставке.
— Что ты говоришь такое? — удивился Реций.
— Полконтинента — это его тело, тело Великого Змея, любимого пособника растерзанной Тиамат. Он служит естественным барьером. Великий Змей усыплён, и будить его запрещено. Тот, кто осмелится, не жилец, да и за его пробуждение мир нам спасибо не скажет.
«Да, что-то такое я уже однажды слышал», — тревожно вспомнилось мне.
Правильная изоляция
Признаться, я растерялся. Не знал, куда мне следует направить стопы в первую очередь: к центральной пирамиде, в город или к глазу Великого Змея. Мне казалось, что он просто пригвоздил меня к земле своим застывшим взором, льющимся из-под опущенных век. То, что он спал, не вызывало никаких сомнений, как и то, что Змей видел меня сквозь свой бесконечно долгий сон.
— Что ты застыл как вкопанный? — приблизился Реций. — Пойдём, нам надо сделать то, что приказал Юс и вернуться, спасти от расправы тех, кто нам дорог.
Обернувшись, я взглянул на своих спутников: оба тряслись то ли от холода, то ли от накрывших их эмоций. Странно, но я ничего не чувствовал, кроме пустоты.
— Предлагаю начать с города, — мотнул головой я в сторону скутеров, что неслись нам навстречу. — Да и вряд ли у нас будет выбор. А заодно выясним, в каком состоянии коллайдер.
— Думаю, ты прав, — тихо согласился Реций, когда со скутеров спрыгнули военные с автоматами наперевес и двинулись к нам.
Анатольев Анатолий Анатольевич — или как его звали подчинённые «Толь-в-кубе», а иногда и просто «Рулон» — являл собой тот тип военных, про которых можно сказать только одно: тупица.
Это был человек с полным отсутствием эмпатии, привыкший к доминированию во всём и в случае необходимости способный на самопожертвование — подчинёнными, в первую очередь, ибо свято верил в посмертную награду и почёт. Его мало волновала помощь государству, главное — это его портрет, награды, пенсия и перечисление заслуг на пожелтевшей распечатке. До планеты в целом ему, как это и полагается генерал-майору, никакого дела не было, равно как и до таких понятий, как душа, сердце, совесть, добро…
Нас доставили под прицелом автоматов в штаб, а там, как только мы предстали перед взором командующего, Арь опрометчиво заявил:
— Бесстыжее ты отродье, позоришь звание Солнечного дайтьи!
Толь-в-кубе сощурил маленькие глазки, отчего те почти полностью скрылись за красными раздутыми щеками с мелкой венозной сеткой, и пригрозил:
— Старик, ты мне тут сказы не сказывай. Лучше по-хорошему. Я тут не первый год служу, и при мне ещё никто извне в город не прорывался. Немедленно отвечайте! Первое: откуда вы? Второе: кто вас послал и с какой целью? Третье: сколько вас ожидается и когда?
И в последующие полчаса мы с Рецием, открыв рты, восхищённо слушали, как Арь дипломатично ставил на место главнокомандующего, одновременно хрестоматийно вбивая в мозги Толика все свои заслуги перед Отечеством.
— …так что, дряхлый рубероид, — закинув ногу на ногу, завершил свою отповедь Арь, — только посмей теперь рот открыть без моего разрешения! Раздавлю, и имени твоего никто не посмеет вспомнить.
«Отменно блефует! — с гордостью за старика отметил я. — Импровизация — высший пилотаж!»
Толик, вспотевший, как медведь в бане, быстренько распорядился насчёт нашего размещения, а после вызвался сам провести экскурсию по городу, полностью поверив россказням Солнечного дайтьи о том, что «мы прибыли с официальным ответом из одного очень… очень… важного измерения».