Кошачьи проделки

По его походке, когда он возвращался по дорожке некоторое время спустя, я поняла, что новости неутешительные. «Честное слово, – сказала я, – совершенно непонятно, куда в этом доме деваются вещи». Мы не могли накормить Аннабель, не могли разжечь камин, а куда девался Соломон, я не имела ни малейшего понятия…

Соломон у дождевой бочки, сказал Чарльз, он-де проходил мимо него при входе в дом. Ключи нашлись, сообщил он, сбросив ботинки, но, когда я обрадовалась, тут же прибавил: «Но зато я потерял свой зуб».

Так оно и было. Мы искали зуб целую вечность. Наверху. Внизу. В грязи паддока. Даже в соломе у Аннабель – поскольку именно там Чарльз обнаружил ключи, увидев, как они блеснули в свете фонаря. Наконец мы нашли его, где он, должно быть, выпал, когда Чарльз наклонился, чтобы включить радио, – на коврике перед камином. Мы бы поискали там гораздо раньше, если бы Соломон, предположительно решив, что это какой-то вид паука, не сидел там, не спуская с него настороженного взгляда. Мы же, привыкшие к повадке Соломона и его трофейной охоте, ходили мимо и автоматически перешагивали через него, ничего не замечая. Только когда он протянул лапу и осторожно поддел зуб, до меня дошло, на что смотрит наш толстячок. «Никакого благородства в этом доме», – сказал Чарльз, бросаясь спасать свой любимый зуб как раз в тот момент, когда Соломонова лапа была исподтишка занесена для удара. Совершенно никакого благородства.

Глава одиннадцатая

Как разжечь «Агу»

После этого все было тихо до самого Рождества. Тихо в разумных пределах. Было одно маленькое потрясение, когда приходский совет, собравшись и обсудив жалобу насчет входа в дом мистера Кери, положенным образом вынес свое решение. Оно состояло в том, чтобы передать дело на рассмотрение совета графства. Это означало отсрочку еще в два месяца до анализирования вопроса, а тогда, при удачном раскладе, дело пробудет на обсуждении еще в течение полугода.

Когда это положение вещей было доведено до сведения завсегдатаев «Розы и Короны», Фред Ферри сказал, что будь его воля, он бы напустил на вереск гербицидов и покончил с ним. На самом деле Фред не сделал бы ничего подобного. Это была просто его манера выражаться. Именно это послужило поводом к ранее произошедшей ссоре со стариком Адамсом. Старик Адамс посадил живую изгородь из бирючины вдоль пограничной проволоки, разделявшей их участки, потому что ему так захотелось, а Фред Ферри сказал, что ее корни испортят его георгины, и произнес таинственную реплику с упоминанием гербицида. Живая изгородь вскоре погибла, и у старика Адамса осталась тень сомнения по этому поводу. С тех пор старик Адамс был на стороне мистера К. «Некоторые люди чересчур уж ловко управляются со своими гербицидами», – заявил он, туманно обращаясь к своей кружке с сидром. Некоторые люди лучше бы занимались своими георгинами, вместо того чтобы трогать чужой вереск. «Почему бы человеку не устроить себе вересковую насыпь, если ему хочется?» – требовательно вопрошал старик Адамс, с шумом ставя кружку на стол и разгорячаясь все больше и больше. Дом англичанина – это его крепость, и если он хочет загородить свой вход и выращивать там вереск, то как Великая хартия вольностей может ему помешать?

«А как же тогда грузовик с пивом?» – возмущенно вопрошал Фред. «И что с ним такое?» – говорил тогда старик Адамс. Полностью отрицая свою предыдущую позицию, он прибавил в запальчивости, что надо заставить грузовик разгружаться перед парадной дверью, а то торчит там и загораживает проезд. Таким образом, он решил свою судьбу на целые недели вперед.

Сторонники «Розы и Короны» с ним не разговаривали. Старик Адамс, со своей стороны, упрямо норовил поговорить с мистером Кери всякий раз, как его видел. Также теперь, желая выпить, он ходил в соседнюю деревню, в паб «Лошадь и гончие», и когда наши фары выхватывали из темноты старика Адамса, дерзко топающего по переулку не в том направлении, это создавало у нас такое же ощущение нереальности, как и повстречавшийся на том же месте барсук.