Кошачьи проделки

В нашем доме атмосфера царила гораздо более гармоничная. Начать с того, что стоял сезон ловли мышей. После обеда Шеба удобно устраивалась рядом с прудом, с изящным видом вглядываясь в мышиную норку в нижней части дровяного навеса, пригретая осенним солнышком и так мило готовая поговорить с проходящими. Соломон ловил мышей на вдавленной в землю садовой дорожке, ведущей от коттеджа к гаражу, окаймленной по обеим сторонам девятидюймовыми каменными стенками. Его норка находилась в одной из стенок. Он не сидел к ней вплотную, как Шеба – которая делала это терпеливо, едва дыша, кроме разве тех моментов, когда заговаривал проходящий ее почитатель и она, будучи Шебой, забывалась и радостно горланила в ответ. Охота Соломона означала сидение в засаде, в трех футах, у противоположной стенки. Чтобы ловчее обмануть и выманить мышку, как мы понимали. Метод Шебы был им отвергнут как не слишком успешный. Отвергнутый метод состоял в том, чтобы сидеть перед норкой, дышать в нее, пялиться на нее, а когда все остальное не сработает, сунуть в нее лапу в попытке оживить ситуацию. Видя это, мы положительно оценили его новое начинание. Соломон, сказали мы, по-настоящему думает.

Жаль, впрочем, что дабы претворить свои задумки в жизнь, ему пришлось выбрать дорожку. Теперь мы старались по ней не ходить, боясь его потревожить. Нельзя же было ходить между котом и облюбованной им мышиной норкой, не так ли? Чарльз ободряюще крикнул, что мы выбрали новый маршрут в гараж – сначала, как обычно, шли по дорожке, потом делали широкий полукруглый обход по лужайке и вновь возвращались на дорожку уже много дальше.

Все это было хорошо в дневное время, но когда Чарльз проделал это как-то ночью, в темноте, он перелетел через куст снежноягодника. Даже в дневное время этот маршрут имел свои недостатки. Наш сад обнесен низкой стеной и открыт любопытным взорам. Поскольку дорожка утоплена, люди, заглядывая в сад – что они неизменно делают в деревне, – не могли видеть Соломона в своей засаде. Они видели только нас, совсем, видно, спятивших, описывающих по лужайке какие-то таинственные круги.

Тем не менее картина была полна безмятежности. Шеба у дровяного навеса, Соломон на дорожке, Робертсон, демонстративно повернувшийся к нам спиной, показывающий, что ни с кем не связан и охотится сам по себе в живой изгороди паддока.

Аннабель тоже была безмятежна. Дженет подала идею обмерить ей талию после того, как она вернулась домой после случки. Из-за того, что ослики вообще по форме бочкообразные, очень трудно отличить жеребую ослицу – но, делая обмеры, вдохновенно говорила Дженет, мы не ошибемся. Измерить ее сейчас… измерить через полгода… разница сразу скажется.

Мы ее обмерили. Пятьдесят четыре дюйма. Мы недоверчиво посмотрели на нее. Пятьдесят четыре дюйма сейчас, когда, на наш взгляд, она выглядела совсем тонкой? Интересно, сколько же в ней было раньше? И сколько, если получится обмерить такую ширину, будет в ней, когда подойдет время?

Судя по тому, сколько она ест, вероятно, пятьдесят четыре фута. «Ест за двоих, не забывайте!» – жеманно сказала мисс Веллингтон, чьим главным занятием в последнее время стало готовить йоркширские пудинги, съедать самой столовую ложку этого лакомства, а остальное приносить Аннабель, чтобы поддержать ее силы. Аннабель также поедала крапиву. Свежую из живых изгородей, пыльную в переулке, старую и высохшую из куч для костра, куда она была сложена для сжигания, но вытащена и съедена проходившей мимо Аннабель, причем с таким аппетитом, словно без нее сейчас скончалась бы на месте. Помня, как прежде она заявляла, что крапива яд и есть ее не нужно, мы ясно видели: что-то происходит. То же самое мы почувствовали, когда Аннабель упала. Ловкая, как козочка, твердо и уверенно стоящая на ногах – эдаких крепких ножках от табурета, на которых невозможно было упасть, – следуя по переулку, вдруг упала. Шаг-другой вверх по насыпи, чтобы достать одуванчик, и вот пожалуйста – типичная будущая мамаша, беспомощно валяющаяся на спине в пыли.

Мы помогли ей встать, встревоженно ее ощупали и решили, что все в порядке. Однако это был знак. С тех пор мы стали осторожнее. Когда вели ее вверх по холму, то шли по обеим сторонам. Привязывали ее на лужайке, когда земля была замерзшей, чтобы она обо что-нибудь не споткнулась. Что стало одной из причин, почему у нас в тот год было довольно богатое событиями Рождество.

Началось с того, что Хейзелы уехали в Лондон. На сей раз на несколько дней, чтобы навестить родителей. «Не могли бы вы покормить Руфуса, – нерешительно сказала Дженет, – и поддерживать огонь в «Аге» до вечера Дня подарков, второго дня Рождества?»

«Конечно, мы все сделаем, – сердечно сказали мы. – Никаких проблем».

Поэтому Джим отрегулировал «Агу», чтобы горела медленнее.

«В таком режиме, – сказал он, – вам придется подбрасывать в нее топливо только раз в день», – он знал, что мы будем заняты с гостями. И, весело помахав нам рукой, они отбыли.