Кошачьи проделки

Теперь же все было по-другому. Со времени исчезновения Сили Шебалу всегда выходила в ошейнике, на поводке. Поводок, надо признать, представлял собой двадцатифутовый нейлоновый шнур и не стеснял ее перемещений, но один из нас был всегда поблизости, чтобы забрать его, если, судя по виду, ей захочется его снять. Сесс был еще слишком мал для поводка. В нем он бы выглядел (будучи Сессом, он бы, несомненно, постарался именно так и выглядеть) как несправедливо обиженный херувим в кандалах. В свое время ему тоже предстояло получить ошейник. Мы не могли подвергать риску еще одного кота. В данный момент, однако, такой нужды не было. Как все молодые котята, он пугался окружающего мира и не отваживался ходить далеко. Его главной заботой было держаться поближе к нам и к Шебалу.

Но нужды в ошейнике и поводке, похоже, не было и тогда, когда лапы его начали удлиняться и сделались похожими на тонкие коричневые ершики для чистки трубок, а я стала брать его на склон холма за коттеджем. Он все еще был ребенком, припадавшим к земле, когда мимо пролетала сойка, уморительно прыгавшим за бабочками, опасливо шлепавшим по лежавшим на траве еловым шишкам, делая вид, что они таят в себе угрозу. Шебалу, переполненная сознанием того, что Дольше Была с Нами, чем Он, и Знала Этот Склон Холма Лучше, чем Он, да И Вообще Мы Любим Ее Больше, с важным видом сидела сбоку от меня в своем ошейнике с поводком, как если бы они были регалиями египетской царицы, – слишком величественная, чтобы играть в игры с маленькими котятами. Поэтому я начала бросать Сеске еловые шишки, чтобы ему было за чем побегать. Никто не был удивлен больше меня, когда он стал их подбирать и приносить обратно.

Я стала забрасывать их дальше. Все равно он возвращал их назад – несясь вниз по склону со скоростью борзой и мчась обратно с шишкой во рту. Он клал ее передо мной и внимательно следил за ней, готовый снова погнаться. Это всегда была та самая шишка, которую я ему бросала. Если, когда он добегал до нее, рядом лежало еще несколько, сначала обнюхивал их все, как полицейская собака, пока не находил ту, которая пахла правильным образом. Единственный раз, когда он был введен в заблуждение, – это когда шишка заскочила по пути вниз в середину очень большого куста можжевельника. После того как он долго обегал куст с обеспокоенным видом, он наконец безнадежно вернулся обратно с кусочком ослиного помета.

В то время как я считала эти действия Сесса умными и поощряла его, были некоторые люди, которые не могли поверить своим глазам. Фред Ферри, неизменный спарринг-партнер старика Адамса, был первым посторонним, увидевшим представление с шишками, когда шел как-то раз с рюкзаком на плече вверх по переулку. По тому, как он остановился, недоверчиво понаблюдал несколько минут, а затем заспешил дальше, я уже знала, что новость не замедлит распространиться, и будьте уверены, как и следовало ожидать, через несколько секунд появился старик Адамс.

Старик Адамс к настоящему моменту знает нас достаточно хорошо, чтобы не утруждать себя обычными деревенскими уловками, когда хочет увидеть, чем это мы занимаемся. Никакого вам якобы подзывания собаки, смывания грязи с резиновых сапог у ручья, протекающего мимо нашего коттеджа, или собирания ежевики в нашей живой изгороди. Он просто стоит, скрестив руки на груди, и внимательно смотрит. В тот раз он появился, когда мы спустились с холма в конце нашей прогулки, и, таким образом, увидел завершающий аккорд. Это был тот момент, который Фред Ферри, не желая, чтобы подумали, будто он нарочно задержался, упустил. Он не видел, как Сесс вбегает впереди меня через заднюю калитку со своей шишкой во рту и осторожно кладет ее на лужайку.

«Чтоб меня, если тот старый врун не оказался однажды прав, – промолвил старик Адамс. – Не поверил бы, если б сам не увидал». И он удалился, чтобы прибавить свою часть к этой истории – о нашем новом коте, приносящем домой предметы во рту, словно охотничья собака.

Увы, вскоре нам пришлось оставить игры на склоне холма. Для безопасности территория была обнесена забором. Мы выпасали там Аннабель, нашего ослика. За забором был густой сосновый лес, по которому никто никогда не бродил. Он был также значительно в стороне от дорожки для верховой езды, куда я теперь никогда не брала кошек. В былые дни мы часто гуляли по той тропе, но после происшествия с Сили… «Представь себе, – сказал Чарльз, – что ты поднялась бы с ними до половины тропы и встретила собаку?»

Но бывают случаи, которых невозможно предугадать. Гуляли мы себе по склону однажды утром. Шебалу занималась своим излюбленным делом – откусывала головки у ромашек, Сесс увлеченно подкрадывался к жукам, Аннабель паслась в удобной близости от нас, чтобы не пропустить ничего интересного, и тут из леса через забор вылетели три больших черных лабрадора.