Кошак

— Но ведь кто-то же ставит запрет? Да и Высшие к этому явно касательство имеют… Не слишком ли высоко искушение? Для той же Львицы?..

— А кто сказал, что ограничений вообще нет? Я имею в виду, естественных ограничений? Они в психике, кот. В голове накапливается масса шлаков. Меняй, не меняй нейроны, а усталость психики полностью не вытравишь. Если же заменить сразу всё, то произойдёт утрата личности. Она ведь записана на этих самых нейронных связях… Более того, личность — это не просто совокупность некой информации. Нейроны обучаются работе, долго и муторно. По сути, это информация и совокупность программ по работе с ней. Это очень хорошо видно на примере восстановления органов, особенно сложных. Например, при восстановлении зрения оно сразу становится стопроцентным, но обрабатывается мозгом, как неполноценное. А всё потому, что мозг ещё несколько месяцев (!) пишет программу по работе с непривычным для себя оптическим устройством, приобрётшим большее, чем было, разрешение. Нейроны заново обучаются новой для них работе. А если речь идёт о навыках, скажем, тонких расчётов или профессиях, требующих соблюдения многочисленных выверенных алгоритмов? От сбоя в которых — из-за того, что нейроны не так легли при обновлении мозговых тканей! — может произойти техногенная катастрофа или, что ещё хуже, катастрофа социальная? При полном обновлении мозговой ткани человек лишится не просто абстрактной памяти, его нейроны лишатся способности выполнять сложные операции. Он утратит весь накопленный за годы и годы личностного развития опыт. Высшие приобретают кондиции десятилетиями, чудовищным напряжением заставляют проклёвываться потоки, так станут ли они «обнулять» собственный потенциал? И ради чего? Чтобы стать тупыми куклами, по уровню развития соответствующими новорожденной? Я уж молчу, что будут утрачены все навыки социального поведения… А без обновления… Мы ведь не просто так не доживаем даже до двухсот пятидесяти…

— Я понял, Илина. Дело в усталости психики. И в том, что ни одно общество не позволит человеку лишиться вбиваемых из года в год воспитанием и обучением ограничений и навыков. Такой человек бесполезен и даже вреден для общества. Непонятно, что с ним вообще делать, и зачем он такой нужен. То есть общество не допустит полного обновления нервной ткани мозга. Пусть уж лучше накапливаются шлаки, чем такая перспектива…

— Именно. Львице это абстрактное обновления просто не нужно, ей не до того. У Высших на несколько порядков больше загрузка, не говоря уже о грузе ответственности. Она не может позволить себе даже мимолётную слабину. Иногда проще бросить всё и уйти в стаю… А иногда хочется отправиться сразу на солнечную станцию…

— Бедная! — я навис над кошкой и принялся нежно целовать её шейку, ключицы, грудь…

— Ну, я пока держусь… Здесь, в колониях, бывает знаешь как весело! Вот, развлекаюсь со всякими милыми котиками, например… Это хорошо прочищает… да всё прочищает! А когда нет котиков, подойдут внешники. Так забавно перебирать их многообразные типажи… в Республике такой забавы не встретишь…

— Зато в Республики существует имплантация…

— Здесь тоже можно найти заменители… — уклончиво заметила девочка, но предпочла уйти от неудобного разговора к разговору чуть более удобному. — Вот ты сам как считаешь, правильно это — добровольно уходить из жизни?..

— Я думаю, да, — начал осторожно, словно по минному полю шёл. — Можно планировать последние годы жизни, или даже десятилетия — когда достоверно знаешь дату ухода. Чтобы всё успеть. У внешников нет такой возможности, да и мало что успеешь в состоянии маразма… Молодёжи, опять же, нужно открывать дорогу. Нельзя забивать все ниши стариками. Это неправильно. В истории страны, где я вырос, обилие стариков у высшей власти привело к кризису всей системы власти. Они не смогли обеспечить эффективной передачи «трона» группе проверенных и в меру консервативных функционеров. В итоге пришёл оголтелый желторотик, и в бессмысленных прожектах утопил страну. Его бредовые, не основанные на реалиях страны действия дали толчок всестороннему кризису общества… Этим воспользовались противники на мировой арене, чтобы добить окончательно. Мой друг, политический аналитик, обо всём этом рассказывал. Мы ещё тогда согласились, что всему должна быть мера…

— Бинго! — воскликнула Илина и рывком перевернулась, оказавшись на мне. Впилась в губы страстным глубоким поцелуем, и прервалась, только когда нам стало не хватать воздуха. — Значит, с тобой можно продолжать откровенничать!

— А если бы я не относился к жизни с таким фатализмом?

— Тогда мы бы свернули этот разговор, — серьёзно заглядывая мне в глаза, изрекла моя высокопоставленная любовница. — На очень логичной ноте. К своим соображениям ты получил бы дополнительную информацию, ответил бы на вопрос своей Высшей, и круг вопросов и ответов полностью бы замкнулся. И все были бы счастливы. Ты вернулся бы к этому вопросу спустя лет эдак сто.