Кошак

Конвейер замер, так толком и не набрав рабочих оборотов. Я было дёрнулся, но Лайна не собиралась отпускать просто так. Совершенно бесцеремонно взгромоздилась ко мне на лицо, и я с некоторой толикой предвкушения принялся освобождать от формы её лоно. Мгновение — и рыжая уже сверху, а её опытные ручки освобождают уже мою разгорячённую близостью кошек плоть. Новое гибкое движение, и на смену игривой ладони спешит острое касание языка к чувствительной точке. Касание мягко усиливается, обнимает… и вершина всему — в дело вступают губы и зубки. В ответ моё тело выгибает дугой, с губ слетает непрошеный стон наслаждения.

— Лай, не увлекайся, — обламывает нас немного злорадный окрик Ди. — Старшая сестра права. Сейчас самое время испытать нашего Кошака на прочность. Тем более, вы с Миской уже показали ему одну грань. Пришёл черёд показать вторую.

— Он мечник, — задумчиво изрекла Викера, всё это время катавшая в голове какие-то технические детали своего предложения. — В нашем столе нет миленула. Плюс, понадобятся мечницы.

— Мы можем запросить Представительство Ордена, — повела плечами Милена. — Заодно можно будет воспользоваться их столом.

— Хорошо.

С минуту Старшая беседовала с Орденом, мы же с Лай вовсю развлекались, по максимуму используя представившуюся возможность. Она наседала, я отвечал, также наращивая градус игры. По-другому с этой рыжей было нельзя: обидится. А обиженная кошка в постели — это форменное стихийное бедствие. Лучше до греха не доводить, да и честней так: ты — мне, я — тебе. Это универсальная аксиома вообще любых долговременных доверительных отношений.

По завершении переговоров Милена повернулась к остальным и коротко кивнула. Лайну с меня как ветром сдуло. Только напоследок снежка заставила испытать глубокий спазм удовольствия — даже не поленилась использовать ради этого имплант. Затем меня, ещё шального от пережитой феерии, подхватили под белы ручки, кое-как застегнули комбинезон, совершенно не заботясь его чистотой, и вытащили в ангар. Спустя пять минут вся стая уже была в воздухе.

— Не совсем понимаю, куда вы так резко сорвались, сёстры, — сказал, поглядывая по сторонам и пытаясь прочесть ответ в обращённых на меня лицах. Но там были самые разные эмоции — от лёгкой грусти и сожаления, до спокойной уверенности и даже радости. Совершенно нечитаемый эмоциональный фон. Что могло вызвать такой чувственный раздрай у моих кошек?.. Я терялся в догадках.

— Леон, ты хорошо запомнил ту комнату, с прозрачной стеной, где мы спланировали внедрение? — первой нарушила тишину Лайна, и весь её облик был воплощением решимости. И куда только делась недавняя игривость и страсть?

— Да. Во всех подробностях.

— Ты помнишь, как мы вместе с тобой и Мисель пытали того мужчину?

— Такое вряд ли забудется, — неприятные воспоминания, под действием нашей с кошками сексуальной игры, почему-то трансформировались в невольное предвкушение возбуждения и новой игры.

— Помнишь, как мы трахались после?.. Ты, я и Миса?

— Кошка, я не пойму…

— Отвечай на вопрос! Это всё не праздный трёп! — рыкнула рыжая, совершенно разъяряясь от казалось бы безобидного вопроса.

— Да. Я помню, — упрямо сжал губы.

— Ты хорошо запомнил ту комнату, за экраном?

— Да. И комнату, и изображение на голограмме.

— Тебя сегодня ждёт испытание. Тебе предстоит оказаться по другую сторону экрана. На месте того, кого мы пытали. Вместе.

— Что ж, справедливо.

Жестокие слова резанули горечью душевной боли, но, вместе с ними, в сознании родилось понимание. Я откинулся в кресле. На мгновение прикрыл глаза. Когда вновь их открыл, уже был собран и решителен. Кошки вокруг тоже не выглядели подавленными, напротив, их настроение можно было даже назвать приподнятым. Они меня знали — знали, что так легко меня не пронять. И… кажется, даже гордились этим. Гордились моей стальной волей, как частью самих себя.

— Илина сказала — наше боевое слаживание ещё далеко от завершения. Она это имела в виду?

Взгляд Лай метнулся на старшую сестру, только не на ариалу — как можно было бы подумать, — а на другую снежку, Арью. Я последовал примеру рыжей и тоже воззрился на эту матёрую кошку. Та улыбалась — мягко, обволакивающе.

— Мы все через это прошли, Кошак. Каждая из девяти кошек. Как мы можем служить совестью Республики, если сами не испытали… муки? Муки совести?