Кощуна о женстве

                                                         Будто тесто на опаре поднимаются.

И такие растут, разумнички, и пригожие, и игривые –

невозможно сие и представить себе без горючих слез умилительных.

                                                         С малых лет, выходя на улицу для веселия распотешного, обрывают прохожим рученьки, отдирают проезжим ноженьки, разбивают встречникам головы,

                                                                         Ох, и весело!

                                                                         Ох, и радостно!

Мама родная умиляется, отче названный изумляется, люди градские разбегаются, лишь завидев на улице дитятко: голова крепка – кол на ней теши, мышца бранная – ей бы палицу,ей бы вязову в девяносто пуд.

Слободские дружина радешеньки сотоварищу новому веселому. А на всякие мозгвяные премудрости есть немощные старички-ведунки. У них же, у молодцев, така заповедь:

                                                                              Сила есть -

                                                                           Ума не надоть!

***

                                                                        Недосуг Перуну самому черных богов гонять.

Да и не смеют они ясным днем на белый свет носа высунуть. Попрятались. Бывает, конечно, выскочит меньшой Горыныч. Змеюка, так-это, головы в три. Шустрый. Увидит, что прикорнул Перун с устатку гуляльного на мягком облачке, – налетит, нашкодит, грады пожжет, ну и, естественно, царевну какую украдет. Не без этого.

                                                              Вот и идет Ваня, чей-нибудь там -

– то ли царский,

– то ли коровий,

– то ли просто сукин сын -

                                                                         вызволять.

                                                                      Дурак дураком.

Змея в порошок истолчет, девку зареванную к отцу сволочет, ну а там – честным пирком, да за свадебку. Не без того.

                                                                              А что?

                                                      Он, Ваня, хоть и дурак, а… умный!

Полцарства у девки в приданном, смекаете? Да хоть бы она с шестью Змеями спала!

                                                    Полуцарства на дороге не валяются.

                                                    Но велик змеюшник у Темной Горы.

Глянь – новое Чудище летит чуждое, чудовищное. И голов поболе, и норовом посерьезней.

Однако-же-ж и ему припас подарочек Перун Великий Огненосный.

                                                                             Сыночка.

                                                                Тоже не сахар, знаете.

Бежит мимо буй-тур. Ну и пусть себе бежит бычок, казалось бы. Тебе-то что за дело? А й нет! Захочет молодец силой почванится, ухватит молодец буй-тура за бочок ручкой левою, так полбока в руке и останется… Богатырь… Змея он, конечно, пришибет, но, знаете ли, и самому ему лучше бы вам не попадаться на узенькой дороженьке, если дороги вам руки-ноги, а особливо – голова.

                                                                             Впрочем…

И на широкой тоже лучше бы избежать свиданьица и с ним, Перуничем, и с иных прочих пресветлых милыми чадами любезными многими.

                                                                             И… они?

                                                                          А то как же!

Чем они хуже Перуна Великого Огненосного? Не отставать же, в самом деле, от братца старшего? Каждый тоже гой очень даже еси! Хоть бы и Ярилу взять -

                                                             Сколько их по градам бегает,

                                                         Белых волосом бравых молодцев!

А й Велес? Ох, и хват скотний бог… В любом обличье исхитряется спознаться с красной девицей. Чтоб ударить раскрасавицу крепким хоботом по стегну ее, обращаться и в Змея не брезгует. А после попробуй разберись, кто девицу попользовал? А после рожают разные там Марфы Всеславьевны всяких хоть бы и Вольхов Всеславьевичей.

– Почему Всеславьевичей? -

А как же их еще величать прикажете, если не по дедушке? Не Велесовичами же? Не пойман –

 не вор.

                                                  Особым даром одаряет сыночков скотний бог.

                                                                          Удивительным.

                                                         Кем похочет чадо, тем и перекинется:

                                                         Буйным туром может по степи скакать.

                                                         Серым волком рыскать по чащобушкам.

                                                         Сизым голубем стучаться в окна девичьи…

                                                                        Оборотень?!!

                                                                        Но-но, не замай!

Его оборотничество светлое. Это ведьмы поганые мерзкие к худу обертаются. Известно – бабы.

                                                                        Волос долог,

                                                                       Ум короток,

                                                                       Язык велик

                                                            Как не укоротить злобных бабьев?

Рыщут во мраке, ища – кого пожрати. А Вольха-богатырь тут как тут:

                                                              Накося, ведьмища, выкуси,

                                                              Да вкуси кулака молодецкого,

                                                                   Огня Перунова,

                                                                  Меча булатного.

А Ярилич? Этого, однако, на мякине и вовсе не проведешь. И без Перунова Цветочка

                                                         Аленького Купальского

под землей на три косых сажени видит. Не спрячешься. Не скроешься.

Черной кошкой обернувшись, следа не перебежишь.

Разведет Ярилич пламя жаркое и поставит три котла огромные:

                                                          Со водою котел со студеною,

                                                          Со водою котел со вареною,

                                                          В третьем варом молоко кипит.

Искупается молодец в тех трех котлах – ну, все, – держись сила нечистая и… чистая! Все желанья молодца исполняются. Ну-т-кось, где там Царь-девица Заря Заряница? У моря синего в золотой лодье?

                                                                         Жа-ла-ю!

Ну-т-кось, а й где тут Змей-злодей о двенадцать голов?

                                                                          Цып-цып-цып…

А то вздумает покуражиться, поласкаться с Ладой, белой лебедью. Высмотрит, куда прилетает Лада с роженицами, пригожими девицами, берегинями градскими покупаться, поиграться, на муравке поваляться, там в кустах и спрячется. Лада перья свои лебединые скинет, он их хвать, и в кусты бежать.

                                                             Ну а Ладе – куда ж ей деваться?

                                                                            Известное дело…

Или еще того хуже, повадится добрый молодец, гой-то очень даже еси – весь из себя прытью самцовой переполненный, Водяного Дедушку за бороду его зеленую таскать, войлочить: подавай, мол, мне младую русалочку маленькую нежненькую…

***

                                                                                                                   А вот Чуровы дети не такие. Нет.

Чуровы дети названные. Как стали дружины молодецкие не над коном бдеть, а за кон глядеть, как случились они Перуничи, трудно стало Чуру оберег держать.

                                                                       А надо.

Вот и ходит Чур по славянской Земле. Вот и ищет Чур честных и совестливых. Вот и выбирает Чур в дети названные бедою мученных, несчастьем пытанных, горем давленных, почем фунт лиха знающих.