Кошки-мышки

– Я бы очень хотел помочь тебе, но ты все время усложняешь мне задачу. – Мне нужно было продемонстрировать, что я на ее стороне, однако никакой лжи и никаких секретов больше не потерплю. – Мне надоели игры. Мы должны быть друг с другом совершенно честными, иначе…

– Я никогда не лгала тебе, Джонни, – произнесла Элеанор сдавленным голосом. – Я говорила тебе только правду.

– Ты знаешь больше, чем мне доверила. Может, ты и не лгала мне намеренно, но ты намеренно утаила от меня правду.

Она подняла голову. Ее глаза молили о пощаде. Мне пришлось побороть желание немедленно ее обнять. Уклоняясь от правды, мы так и будем ходить по кругу, возвращаясь к тому, с чего начали.

– Возможно, не следует тебя в этом винить, – произнес я холодно. – Возможно, ты просто не знаешь, что такое честность. У тебя большие пробелы в образовании. Тебя научили мастерски искажать правду для собственного удобства и, видимо, не объяснили, что полуправда хуже, чем ложь, поскольку вводит в заблуждение еще сильнее. Чтобы сказать правду, надо сказать ее всю, и если ты этого не сделаешь, у наших отношений нет шансов.

Из коридора донеслись приглушенные шаги. Кто-то чихнул. Я вскочил с места, распахнул дверь – но никто и не думал нас подслушивать. Просто усталый бухгалтер засиделся за счетами. Он еле живым голосом пожелал мне приятного вечера и поплелся к лифтам. Я снова закрыл дверь.

– Не бойся, никого там нет. Можешь говорить.

У нее дрожали губы. Откровенность давалась ей нелегко. Я ждал, от нетерпения все больше раздражаясь. Я смотрел на зеленый термос и стакан и думал о точно таких же, синих, из которых выпил воду с дихлоридом ртути. Сквозь синий пластик наверняка не было заметно, что вода изменила цвет.

– Сама посмотри! – воскликнул я, положив руки на плечи Элеанор и возвышаясь над ней. – Ты говоришь, что любишь меня, обещала выйти за меня, но при этом то ли страх, то ли упрямство не позволяет тебе рассказать, что ты знаешь о смерти Вильсона и Лолы и об Эдварде Эверетте Манне! И ты всегда такая, упрямая и скрытная. Может, я просто дурак и ты меня зачем-то используешь? Но я никому не позволю отравить меня во второй раз…

– Отравить?! – в ужасе переспросила Элеанор одними губами.

Она сбросила мои руки со своих плеч и посмотрела мне в лицо. Ее потрясение было совершенно искренним.

Тут я осознал, что напрасно взваливаю всю вину на нее. Я и сам согрешил, утаив правду. Как и все в офисе, Элеанор поверила в историю с креветками. Я не рассказал ей, как было на самом деле, не поделился своими подозрениями. Я позволил ей остаться обманутой, потому что не хотел конфликтов.

Пришлось вкратце изложить ей всю историю, подробно остановившись на споре по поводу статьи о Вильсоне, синем термосе и первоначальном диагнозе, который поставил врач неотложки. Потом я пересказал ей разговор с Ноблом Барклаем в больничной палате, его обещания и намеки, и наконец, диалог о креветочном салате.

Когда я умолк, последовала долгая пауза. Элеанор тяжело дышала.

– Если бы я знала, я бы его убила, – вдруг выпалила она.

– Что, родного отца? – язвительно переспросил я.

Резкость была намеренной. Я хотел ее задеть.

Она посмотрела на меня с вызовом. Сузила глаза, гордо вздернула подбородок. Негромко стукнула по столу кулачком в белой перчатке.

– Ну? Скажи! – Я больше не мог этого терпеть. – Не бойся, я не побегу в полицию. Я все равно знаю, просто хочу услышать от тебя!

– Мой отец не убивает людей, – ответила она с неожиданным достоинством.

Я был потрясен. Передо мной сидела благородная дама, которую возмутительно грубо толкнули в метро в час пик. Я сел так резко, что едва не опрокинул стул.

– Так почему же он стал намекать, будто это сделала ты? Я думал, он тобой прикрывается…

– Ты веришь, что это сделала я?

– Нет. С самого начала не верил.

Именно этого она и ждала. Вид оскорбленного достоинства, за которым она прятала бурлящие в ней эмоции, исчез, а вместе с ним и лихорадочное напряжение. Солнце разогнало черные тучи, и все снова сделалось как прежде. Она наклонилась ко мне через стол и поцеловала в лоб.

– Вот теперь я могу признаться тебе, Джонни. В какой-то мере смерть мистера Вильсона произошла по моей вине.

– В смысле?

– Когда отец вызвал меня к себе, я принесла пистолет. Я была в фотостудии, все произошло так внезапно… В общем, я прихватила его с собой.

– Зачем?

– Сама не знаю. – Она смущенно потупилась. – Наверное, это было что-то бессознательное…

– Давай только без Фрейда! Ты ведь не знала, что отец будет говорить с тобой о свидании с Вильсоном?

Она покачала головой.

– Тем не менее я сразу поняла, что меня ждет какой-то разнос и Эд будет там с этой своей ехидной улыбочкой, будет ждать моей слабости, как хищный зверь…

Она содрогнулась и обхватила себя руками за плечи.

– Ты так сильно ненавидела его, что тебе понадобился пистолет?