Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

Аугсту было пятьдесят шесть лет. Он умер 19 июля 1969 года, через три дня после запуска с мыса Кеннеди космической ракеты «Аполлон-11», которая на следующий день одолела полпути к Луне, днем позже ракетный модуль «Игл» (называемый луноходом) был еще раз проверен, и примерно за два часа до того, как впервые был запущен основной двигатель — космическая ракета с людьми на борту полетела по эллиптической орбите вокруг Луны.

Это мы увидели вечером на телевизионном экране в доме издателя Клетта. (Вперед! Цели гримируются, наносят на лицо румяна, а не оранжевую краску.) На борту «Аполлона-11» все здоровы. Легкая болтовня на исходе церковного праздника. (Спасение возможно, вопрос только в выборе цвета.) Основной двигатель запущен во второй раз. Некоторые гости беседовали вполголоса о понятии Бога у Карла Барта. Хрустят соленые палочки. (Стоит ли спорить о лжи и истине, если факты сами говорят о себе лучше, чем синхронный перевод.) Разумеется, речь зашла и об Аугсте. Щелкают земляные орешки. (Кому-то удалось укусить мочку своего уха. Теперь все упражняются и вновь надеются.) Олдрин — или Армстронг? — рассказал анекдот, над которым, говорят, все на свете смеются. (Стало быть, останавливаемся на оранжевом цвете.) Я поискал среди книг Клетта энциклопедию: прочитать что-то о синильной кислоте. Щелкают миндальные орешки. (Боли не существует, есть только средства от боли.) Милая молодежь. Дочери Клетта, студентка из Праги. Щелк-щелк. Потом был картофельный салат и помехи при передаче изображения с «Аполлона-11». Своим надтреснутым, словно отмеченным головной болью голосом профессор фон Хентиг задал себе и гостям вопрос, где же пролегают границы педагогики. Все отделались туманными рассуждениями, один только Эмке знал, где именно. Я читал энциклопедию. Эккель-старший сказал мне: «Хватит, пошли».

Цианистый калий, соль синильной кислоты (HCN), растворяется желудочной кислотой и блокирует железо, содержащее дыхательные ферменты. 80 горьких миндалин содержат смертельную дозу в 60 мг синильной кислоты. (Миндаль как метафора — цитата из Целана.) При вскрытии запах миндаля из полости черепа свидетельствует о причине смерти. У Аугста симптомом отравления было названо удушье: учащенное дыхание, ослабление дыхания, беспамятство, судороги, прекращение дыхания.

18

Я посадил слизня на бункер. Вывороченная из земли и лишенная сектора обстрела бетонная глыба все еще торчит меж дюнами: ни продать, ни взорвать. Может, я должен представить себе, что этот бункер — часть Атлантического вала — домик этого слизня, а потому мне следует нарисовать его во всех подробностях? То есть и смотровые щели, и железобетонные блоки — свидетельства высокого качества немецких изделий?

На следующий день, пока я с дорожной сумкой летел из Штутгарта в Париж, Олдрин и Армстронг забрались в лунный модуль, а Коллинз остался один в космическом корабле; я записывал в дневнике визит к Тадеушу Троллю с Эккелем-старшим, вставил в речь, написанную в «фольксвагене», несколько фраз по поводу отрицательной позиции Кизингера к повышению золотого содержания немецкой марки, вспомнил Чехию (как Анна и Владимир сидят и беседуют на лестнице в Ноуцове); меня неудержимо потянуло в общество улиток, и в памяти всплыл Аугст, несмотря на все мои старания этого избежать. Только в Ламбале, завидев на перроне Анну, Рауля и Бруно — Рауль тут же выложил мне последнюю новость: «Пап, через полчаса модуль отделится!» — мне показалось, что Аугст даст мне все же побегать босиком по мокрому песку при отливе, поплавать на спине во время прилива, испечь макрель на железной решетке, отведать мидий в собственном соку, ощутить песок во всех карманах — отдохнуть в Бретани.

Я мало что вам рассказал. Хоть на меня и посыпалось: «Ты видел, знал, говорил с ним?» — но как я мог поведать вам о цианистом калии и смерти аптекаря из Тюбингена, когда Луна и на ней два астронавта в огромных ботинках затмили на время все остальное.

Домик хозяина лавки, летом подрабатывающего на церковных праздниках в округе. Видимо, устраивает лотерею с трескучим колесом счастья: в комнатах повсюду стоят фарфоровые золотые рыбки и другие призы в том же духе. В кухне-столовой домика, снятого нами на время каникул — еду мы готовим на газовой плитке, — висит календарь приливов и отливов.

Если бы Аугста спросили, кто или что виновно в его смерти, он наверняка упомянул бы погоду: виновна жара.

А что еще? И кто еще?

Вся обстановка — и раньше, и теперь.

Кто — раньше? И что — теперь?

Раньше — учителя, то есть школа, теперь — вся государственная система, вернее противостояние систем: коммунизм — капитализм. А еще раньше — принуждение: уроки игры на рояле.

— А еще раньше, в самом начале?

Мать, из-за отца. Все взаимосвязано: виновна и погода, и реклама, и известный писатель-бунтарь с микрофоном, и продавцы мороженого в день церковного праздника, вообще все потребительство и весь город Штутгарт.

Другими словами: всеобщая зависимость и всеобщее подавление…