-- А я думал, вы, Иван Михалыч, в каком-нибудь солярии блаженствуете... и вдруг здесь.
-- Садитесь, Владимир Павлович, -- мягко заговорил генерал, -предстоит очень серьезная и, прямо скажу, трудная беседа.
-- За последнее время я уже привык к таким предисловиям, -- напряженно улыбнулся майор.
Мочалов положил руку ему на плечо, и этот жест подействовал на офицера успокаивающе.
-- Тем не менее у космонавта всегда должны быть крепкие нервы, -шутливо заметил он. -- Разговор, повторяю, будет очень серьезным. Начнет и закончит его Иван Михалыч.
Костров, недоумевая, опустился в мягкое кресло, поставил себе на колени тяжелый черный портфель и положил на него ладони. Дробышев достал из рабочей папки листок со штампом далекого от Москвы поселкового Совета.
-- Сначала вот это...
Быстрые черные глаза Кострова промчались по тексту, но то, что было заключено в корявых строчках, не сразу дошло до сознания. Второй раз он читал уже медленнее, взвешивая и обдумывая каждое слово.
-- Но позвольте, -- произнес он, тяжело дыша, -- здесь на штампе стоит число... почему же мне две недели не давали читать это письмо? -- Обеими ладонями он провел по своему сразу осунувшемуся лицу.
-- Потому что надо было проверить, Володя, -- тихо и просто сказал Дробышев, -- а проверка обнаружила вот что... -- Иван Михайлович передал Кострову фоторепродукцию предсмертной записки его отца. -- Здесь одна правда.
Когда горе наваливается на человека, оно побеждает его не сразу, а так же медленно, как сильный мороз, проникающий через теплую одежду. После того как Дробышев подробно рассказал о своей поездке, о Рындине и деревне Ольховка, а потом проиграл на магнитофоне пленку с голосом Деда Телеги, Володя окончательно поник. Далекие горестные воспоминания задавили тяжелой болью, и заметивший это Нелидов душевно посоветовал:
-- Ты только не очень, Володя... дело это давнее. Ты же еще с сорок первого привык к тому, что отца нет в живых.
Костров поднял тоскою сведенные глаза, попробовал улыбнуться, но вышла улыбка жалкой и ненужной. Тогда он попытался прикрыться, как щитом, шуткой:
-- Так я же все-таки космонавт.
Но и это не получилось. Люди, видевшие его лицо, все понимали. В минуту не пережить такое. И он, тоже понимая это, сбивчиво сказал:
-- Так я пойду. У меня самоподготовка. Да.
Ему надо было сейчас остаться одному. Только одному.
-- Иди, Володя, -- сказал генерал, редко обращавшийся к подчиненным на "ты".
Когда верь за Костровым закрылась, замполит обернулся к Дробышеву:
-- Слушай, Иван Михалыч, ты с ним когда-нибудь водку пил?
-- С чего вы это? -- даже обиделся Дробышев. -- Нет, конечно.
-- Детей у него крестил?
-- Тоже нет.
-- А в гостях хоть раз был?
-- Ну собирался, -- смущенно сознался майор.
Нелидов торжественно похлопал его по крепкой спине и подмигнул генералу:
-- Смотрите, Сергей Степанович. Никаких родственных и даже близких приятельских отношений не нажил с Костровым. А случилась у человека беда -и все бросил, отпуском пожертвовал, забыл и про Кавказское побережье, и про двенадцать градусов воды и выручать помчался. Вот как рождаются новые отношения.
-- Ну, вот еще, -- грубовато возразил Дробышев, -- вы еще беседу с личным составом на эту тему проведите, Павел Иваныч.
-- Беседу -- не знаю, -- вставил генерал, -- а вот походатайствовать перед вашим начальством, чтобы эту поездку считать командировкой и восстановить пропавший срок отпуска, это мы сделаем.
Потом они, все трое, подошли к широкому окну. Увидели на пустынной скамейке одиноко сидящего человека, черный портфель на его коленях. Поставив на него локти, человек ладонями подпирал тяжелую голову и глядел себе под ноги так, чтобы ни один случайный прохожий не мог увидеть его глаза.
-- Плачет, -- сочувственно сказал Мочалов.
Две недели Алеша Горелов усиленно занимался тренировками. Термокамера сменялась качелями Хилова и крутящимися креслами, спортивные снаряды "бегущей дорожкой" или учебными полетами. Еще один раз свозили его на центрифугу, и опять строгая Зара Мамедовна улыбкой проводила его, как победителя двенадцати Ж.
Вспоминая ночной разговор с генералом Мочаловым, Горелов ликовал. Обещание командира отряда включить его в число дублеров будило энергию и уверенность. Он и по дорожкам городка космонавтов ходил уже не робко и скромно, как это было совсем недавно, когда первому встречному коллеге Алеша безропотно уступал дорогу, а смелой пружинистой походкой убежденного в своих возможностях человека. Значит, если он даже и не полетит в этом году в кабине космического корабля, то все равно увидит своими глазами космодром, стартовую площадку и огромную ракету -- она в сиянии белого пламени унесет к звездам кого-то из его друзей. С космодрома он обязательно привезет горсточку сухой жаркой земли, с которой стартовали все его предшественники.
Друзья его в эти дни много и горячо говорили о предстоящем полете, каким он, по их мнению, будет, какие корабли придется изучать, а главное, сколько еще ждать им.