Костры на берегах

В Англии и в Ирландии молва утверждала за достоверное, что лабиринты — выходы из подземного царства. На них при лунном свете танцуют эльфы и феи, которые завлекают к себе, под землю, неосторожного свидетеля их плясок обещанием вечной молодости, бессмертия и сказочных богатств. В суровой горной Норвегии, обрывавшейся скалами в море, где лабиринты лежат в глубине фиордов, люди полагали, что их создавали зловредные йотуны, ледяные великаны, обитавшие в этих краях до прихода норвежцев. Жить здесь стало можно лишь после того, как Тор, бог-громовержец древней скандинавской мифологии, сокрушил йотунов своим каменным молотом, а оставшихся загнал в горы и замуровал до скончания веков в подземных пещерах. Наоборот, в Швеции, как и в Англии, полагали, что каменные спирали отмечают входы в подземные дворцы карликов-двергов, через которые их можно вызвать в случае нужды. Дверги обитают в недрах гор. Там они прокладывают бесчисленные подземные ходы, собирая драгоценные камни, добывая и плавя руды, поскольку владеют всеми секретами кузнечного ремесла. Оружие, которое они выковывали героям саг, делало их владельцев непобедимыми…

Приход христианства в суровые страны европейского Севера, где до этого жили неприхотливые языческие боги, любившие бродить по земле, мешаться в человеческие дела, не гнушаясь хижиной охотника или домом крестьянина для ночлега и трапезы, вступавшие в перебранку, а то и в прямую драку с хозяевами, ознаменовался крещением не только людей, но и всего окружающего их мира. Прежние замки двергов и фей, лишь кое-где как воспоминание о прошлом сохранившие название «девичьих плясок» или «дорог великанов», стали называть «игрой святого Петра», «вавилоном», «падением Иерусалима». В раннем средневековье стало популярным изображать лабиринт на стенах церквей, поскольку он стал символом тернистого пути человеческой души, ищущей выхода к свету, но по своей греховности обреченной на блуждания и страдания. А пересказанные «Илиада» и «Одиссея», полюбившиеся воинственным скандинавам, для которых древнегреческие герои были всего лишь «добрыми викингами», дали повод назвать крупные лабиринты «троянским замком».

Не то было на русском Севере. Если в западных странах даже в переименованиях загадочных сооружений слышались отголоски прошлого, предполагавшие явную историческую преемственность, будь то память о плясках фей или существование подземного царства, то совсем иную картину исследователь встречал в Карелии и на Белом море. Ничего таинственного и волшебного, по мнению поморов, в каменных спиралях не было. Если саамы что-либо и знали о лабиринтах, то нити, связывавшие их с прошлым, были оборваны окончательно и бесповоротно. По мнению же русских обитателей берегов Белого моря, все лабиринты построены Петром I в ознаменование посещения данного места или Пугачевым и его сподвижниками, наглядно показывая, как коротка народная память и как она оказывается фантастична в отношении к собственной истории.

Ну а к каким все-таки выводам пришли археологи?

Собственно говоря, все, что высказывали по этому поводу ученые, можно свести к двум точкам зрения, попеременно преобладавшим в науке, — так сказать, «реалистической», или бытовой, и магической, или сакральной. И хотя первая из них, выдвинутая и наиболее подробно разработанная известным исследователем Севера Н. Н. Туриной, получила распространение значительно позднее, чем вторая, обоснованная Н. Н. Виноградовым и А. Я. Брюсовым, свое изложение я начну все-таки с нее, потому что ее сторонников и сейчас можно встретить в науке и в популярной литературе.

В свое время, изучив расположение и форму лабиринтов на карельском берегу, связь их с тоневыми участками, а главное — невысокое положение каменных спиралей над уровнем моря, Н. Н. Турина предположила, что сохранившиеся на берегу лабиринты являются моделями рыболовных ловушек. Сами ловушки сооружались на морском дне, обнажаемом отливом. Спирали, выложенные из камней, служили, по ее мнению, основанием для шестов, переплетенных еловыми или ивовыми прутьями. Зайдя в такой лабиринт во время прилива, когда ловушка на 1,5–2 метра скрывалась под водой, рыба, дойдя до центра, уже не могла повернуться, чтобы выбраться назад. Когда же наступал отлив, рыболовы беспрепятственно вынимали обсохшую на дне рыбу.