Костры Сентегира

Ну вот, в меня и вкладывали всего по максимуму, будто в общую копилку. Есть упражнения для девочек — называется «подготовка к ритуальным пляскам». Удивительные — не для одного тела, но и для голоса. И поэзию приходится изучать, как кельтскому барду: ты же под своё собственное пение танцуешь. Если подрифмованное — окончания стихотворных строк должны подчеркиваться одинаковыми жестами. Синэстезис. Мальчикам лет с пяти дают комплекс движений, заменяющий уроки фехтования на тяжелых клинках. Тоже своего рода танцы, не совсем похожие на эти… выпады, парады, терции и кварты. Или скорее тай-цзи, что ли. Много было чего еще — для ума и сердца, хотя и названное давалось не для одного физического развития, как говорят сейчас. Языки, философия, история религий, социология, культурология, математика…э!

А мне была охота стать как все. Ну, замуж выйти чистой и неоткупоренной, по страстной любви. Детей завести и воспитывать в горсти. Отдать им всё богатство, что ношу в себе.

Не учла, что у нас тогда родиться дочкой жертвы режима означало клеймо типа кармы. Меня нарочно старались от судьбы моей отвести, сделать многогранной личностью.

В ее голосе вновь появилась ирония.

— А вот Картли — он был куда проще иных. Тем меня и взял. Во всех смыслах. Ему лет тридцать, мне шестнадцать. Друзей отца по военной академии знал, хоть и понаслышке. Непробиваемо важные деятели оказались: эмигрировали вместо того, чтобы под пулями да саблями сгинуть.

Картли, кстати, был не грузин, это партийная кличка такая. По внешности был скорее на иберийского еврея похож, но лучше: глаза — черный огонь, лицо с точеными чертами, строен, гибок, как хищный зверь. Стрелял с двух рук с одинаковой меткостью и меня тому обучил. Боевой товарищ, словом. Экспроприировал — не деньги из банков, но заключенных из тюрем уж точно.

В общем, случился громкий процесс над представителями активной оппозиции. Первая моя отметина. Не такая уже и страшная: ребенка потеряла, венчанного мужа лишилась, но хоть сама выжила. Выползла. Я не о том собираюсь тебе говорить, это просто чтобы ты понял дальнейшее. Как говорится, первого раза хватило, чтобы наесться.

А потом подхватило меня. Гражданская заваруха и приятели покойного Картли, студенты отставные и мои добровольные репетиторы. Друзья друзей отца. В общем, говорят, с твоими данными как раз обучаться на эту… радистку Кэт. Ну, посложнее. Я ведь аристо наполовину, по материнской семье. Внешность такая… дубовато-благородная. Викинги из тех, кто сюда исландских пони завёз. Отцовская линия — крестьяне. Не простые — родовитые. Охотники, начётчики, самовитые такие — не подступись. Тоже собой хороши на диво: белокожие, синеглазые, светлый волос кольцамивьётся. Ты прости, что я тяну: это как тебе в холодную воду лезть с головкой.

В общем, решили, что я себя саму должна играть. Под одной из моих многочисленных фамилий.

И вот тогда я встретила девочку. В одной группе, готовили для совместной деятельности. Майя-Рена. Светленькая… Ты на меня не смотри, в Восточном Динане, где леса и влажные степи, таких, как я, немало. Весь отцов род, почти весь материнский род. А вот белокурых — по пальцам одной руки пересчитать можно. Не так уже умна, но далеко не глупа. Знаешь, из тех, с кем и говорить нет надобности, — и так всё про всё понимают. Не писаная красавица, но милая. Белее лилий, тоньше горностая. Умные руки — хороши на ключе работать. Идеальный слух. Верный, но ломкий голосок. Я рядом с ней как племенная корова рядом с трепетной ланью смотрелась. Забавно, правда?

Сорди промолчал. Верхним чутьем он понимал, что ответа не требуется. Смеха — тоже. Да и что слово «забавно» означает в устах Карди свою противоположность — понял почти сразу.

— Учили меня в разведшколе великолепно, ее — самым обыкновенным образом натаскивали. Мне повезло, что привозной сэнсей на меня глаз положил. Вкладывал в меня не столько боевые приёмы — они проявляются бессознательно, как раз себя выдашь. Выносить боль научил. Уходить внутрь себя. Вообще-то я снова резинку тяну изо рта, знаешь.

Когда день проходит в постоянных ухищрениях, необходимо хоть глухой ночью оторваться. Я и моя горничная… Моя причудница.

Кардинена прервала себя, засмотрелась на потоки воды у себя под ногами. Из белой пены уже выставились гранитные клыки и плахи. Брод.

— Заберёмся в ванну и массируем друг другу мышцы — снимаем напряжение. Свернемся в двуединый комок на барской кровати и лежим так без сна — дышим совместным теплом. Ласкаемся, как кошки, — они ведь так у себя стресс снимают, могут даже перед лицом самой главной беды умываться. Чешем носом за чужими лопатками — тоже кошачьи ухватки. Нет, насчет секса я тебе и посейчас не скажу — не знаю. А любовь — она ведь ни общей склонности не следует, ни предмета не выбирает. Ну вот представь себе — каково инопланетянку любить. Или инопланетянина. Который даже движется не так, как ты. И сложен по-другому. И пахнет иначе. И разрез глаз нечеловеческий — узкий, что ивовый лист, почти без белков. Не говоря о генах.

Снова отвлеклась.