Костры Сентегира

Тут надо кое- что объяснить. Силты для высших категорий братства делают персонально: вот ты вошёл в круг — и сразу получаешь символ своего статуса. Отныне и до самой смерти, после которой оправу переплавляют, а самоцвет положено разбить, потому что нельзя переделать хитроумную огранку. Впрочем, ни оправа, ни камень ничем особым на беглый посторонний взгляд не отличаются, только таких перстней всего десятка четыре. Назубок заучить можно, где чей: и заучивают. Денгиль тоже.

— Про меня речи нет, — говорю. — Я под такой защитой, что тебе не догадаться. А тебе я привезла тебе старый легенский силт. Его не погубили вопреки обычаю — для тебя лично приберегли.

Расстегнула ворот, разорвала цепочку — надела я ее задолго до того, как брат на любовника ополчился, ибо предложила Карену поманить мятежного Волка властью. Да она и так его по сути была…

Сняла, открыла кольцо и протянула ему.

А там такой бриллиант был — чёрный с синевой, очень редкий. Оправа и щит по виду самые простые, как и покойник Шегельд — в Военной академии философию простым слушателям отчитывал.

— Узнал, я думаю, чьё наследство? Возьми, если решишься. Это и власть, и защита, и ответ.

А он глядит на меня без этак уж слишком серьёзно и говорит:

— По обычаю ли это к тебе попало — нет смысла спрашивать. За самозванство и самоуправство цену платят у нас непомерную. Но вот почему тебя послали вместо старшего легена?

— Не посылал меня никто, — отвечаю. И показываю свой александрит ещё раз, как должно тому быть. При свече он даже не алым заиграл, а пурпурной фиалкой. Неприкосновенной и неуничтожимой. Легендарной.

— Я магистр, — говорю. — И отвечаю за то перед землёй и небом.

— Вот оно как… — протянул Джен. — Магистр для чести. Магистр чести. Наследница прошлого, как и я сам. Тем лучше. Леген подлежит суду легенов и платит за свои поступки, настоящие и прошлые, по куда более высокой цене, чем доман. Вот настоящая игра для настоящих мужчин, верно? Я принимаю.

— Я знала, что против такого соблазна ты не устоишь, — говорю. Надеваю ему перстень и кладу свой поверх его руки: вроде как поновили обручение.

Мой силт можно было и не открывать — воинам достало мне в лицо глянуть. Бывает, что и без слов, и без знаков все понимают, чья власть.

Сели в сёдла: восемь заводных лошадей уж нашлись, без такого в горы не ходят.

А когда отряд уже взобрался на гребень котловины, сзади послышался негромкий такой хлопок. Все обернулись, кроме нас с Волком. И тотчас же с колокольным гудением взметнулось пламя и поглотило дом.

Финита ля комедиа…

Сорди заслушался и не вмиг понял, что кони храпят, переступая передними ногами, не просто желая выказать норов. Очнулся, лишь когда Кардинена перехватила повод, заставив Сардера попятиться вровень со своим Шерлом…

Чтобы дать место стае тощих бродячих псов одинакового грязно-дымчатого окраса, которая метнулась с обочины, перегородив дорогу.

Одичавших собак он не боялся, но не любил с тех пор, как еще подростком сдуру въехал на велосипеде в середину привольно разлёгшейся стаи. Еле ушёл тогда из такого мирного пригородного леса, а потом всё думал: колёса спасли его от погони или, наоборот, её навлекли?

— Волки, — очень спокойно проговорила Кардинена. — Легки на помине. Интересно им, видите ли. Чела, какое твоё предложение: прорвёмся или саблей попробуем отбиться? Назад уж не повернешь: вдогон пойдут. Так на холку, иначе — на круп лошадям запрыгнут. И в горло вцепятся.

Он молчал.

— Ну?

— Маугли, — отчего-то промямлил он и тотчас в уме выматерил себя за дурость.

— «Мы с тобой одной крови, ты и я». Любопытно, как это звучит по-волчьему?

Говоря, она вытянула клинок из ножен и провела раскрытой ладонью по лезвию, а потом размашисто перекрестила сборище:

— Кэ хардха мард! Моё тайное — вашему явному. Даю залог и прошу отсрочить.

Звери неторопливо и с достоинством расступились. Кони, кося глазом и встряхивая гривой, прошли, едва не наступая на лапы и хвосты.

И пошли вскачь, так резво, что всадники еле их сдерживали.

— Вот это…Это было…

Сорди никак не мог довести фразу до конца.

— Ага. Высокоразумные звери попались, — еле дыша ответила Карди. — Сразу видно, кто у них головной.

— Он?

Женщина промолчала. Потом без большой охоты ответила почти невпопад:

— Думаю, до самого вечера дорога теперь будет свободна. Больше никого авось не приманим.

Тучи вверху разошлись, бледное небо очистилось, только на самом окоёме солнце садилось в грязную исчерна-серую вату, щедро обливая ее багрянцем. Всадники откинули капюшоны — пили чистый влажный воздух.

— Ты как насчет выпить-закусить, малыш? Напрочь отбило? Ладно, успеется ещё. Держу пари, на сей раз место нас само отыщет, и вскорости.