Костры Сентегира

Так, пререкаясь с некоей ленцой, они отыскали в одной из сумок бухту тонкого альпинистского шнура, непонятно кем туда положенную, кое-как исхитрились прирастить к ней болт, и Карди выстрелила вверх, стараясь угодить стрелкой в щель между камнями. Первый раз болт лишь чиркнул, выбив искру: женщина выругалась слишком эмоционально для такого пустякового просчёта. Со второго раза получилось. Подёргали поочерёдно за верёвку — застряло надёжно.

— Что значит — раствор на трёх натуральных телесных жидкостях замесили, — сказала Кардинена. — На материнском молоке, жертвенной крови и…хм… мужском семени. Еле подходящую трещинку нашла. Тебе-то проще будет: не одним лезвием — носом во всякую щель упрёшься.

После такого категорического напутствия Сорди ничего не оставалось, кроме как лезть вверх, левой рукой в толстой перчатке придерживаясь за шнур, прижатый внизу куском башенной кровли, и то и дело то, втыкая, то вытаскивая многострадального «Волчонка». Раза два он вообще на нём повис, но обошлось: стена была вся в небольших уступах.

Отверстие было чуть пошире, чем казалось снизу: пролезла не только голова, но и плечи. Он прополз, держа свой нож в руке, и стал на ноги. Впереди была круглая и какая-то слишком ровная площадка, еле освещённая тем, что сочилось из продухов под самым потолком. Зрение Сорди едва улавливало какие-то лари, сверху накрытые мешковиной, тюки, четырехугольные корзины из прутьев с плетеными крышками, глухо запечатанные кувшины грубой работы. Продуктовый склад, решил он. На случай осады. Или тут осаждает сама природа, как в Грузии? «Мы ведь пока не пробовали здешних зим, — подумал он. — Если они тут замуровывают человека в его башне так, как бывает в моих знакомых землях…»

— Эй, как ты там, жив остался? — глухо донеслось снизу.

— Еще как. А тут вроде бы уютно, — крикнул он, не очень заботясь о том, чтобы его поняли.

— Ход наверх видишь? А вниз? Проверь сначала, что над головой.

Туда вела узкая деревянная лестница без перил, поставленная на вбитые в стену брусья. Ступени распевали соловьём, однако основание показалось Сорди надёжным. «И лететь при случае недалеко, — утешил он сам себя. — Три метра, она говорила».

Здесь были хлопья пыли по всем углам, занавес из паутины, что скрадывал решетку из прутьев толщиной в мужское запястье, замурованных в оконный проём на треть длины, легкий светлый прах, что въелся во все предметы богатого обихода. Дубовый паркет пола был прикрыт истлевшим восьмиугольным ковром, в узкой стенной нише витали почти бестелесные призраки роскошных стёганых одеял, сгнивших кожаных подушек и просевших валиков. Источенный червем столик с еле видной перламутровой инкрустацией на крышке соседствовал с раскладывающейся надвое книжной подставкой. Потолочных досок не было вообще. Из перекрестья стропил, открытых сумрачному небу, струился вниз тусклый хрустальный водопад — такие люстры, как Сорди знал по опыту, способны до бесконечности множить свет одной-единственной свечи.

Только вот само перекрестье было разомкнуто…

— Это потому что громоотвод рухнул, — пояснила Кардинена, подкравшись сзади почти незаметно. — Тут такой стальной штырь торчал с заземлением — в самый раз вокруг него всем телом обвиться. Ты почему меня не кликнул, первопроходец?

— Думал, вдруг опасно.

— А еще думал, что мужчина не должен давать фору женщине, так? Гордый стал очень. И с того самого — туговат на ухо.

Прошлась по комнате, поддевая носком сапожка мелкий мусор и напоказ гремя кархой о некий тючок знакомых очертаний.

— Богатый был дом. Ковёр в Эро по особому заказу плели — те же дамские пальчики, на которых вся местная точная электроника держалась. Две тысячи узелков на метр квадратный или того поболее. Чайный столик и подпорка для Корана — антикварные, память о братской войне. Можно сказать — трофей, но уж больно слово противное. Подголовники и матрас — из самой настоящей капки. Одеяла чистым козьим пухом набиты. А светильник взят из рухнувшей мечети: говорили мне, что плохая примета, да я не посчиталась: иначе было не сохранить эту лестницу света. А среди дурных предзнаменований мне и так всю жизнь обитать приходилось.

— Это что — всё твоё?

— Чему ты удивляешься. Я ведь не только в Лэн-Дархане — и в этих местах жила.

Вытянула из обломков былой роскоши подушку покрепче, уселась.

— Коней я привязала к щеколде бывшей двери — рукоять вовсю торчит из камня, хоть и вглубь ушла. На длинном поводе. Там мягкий раствор положен, чтоб при случае без труда размуровать. Хочешь — зараз сделаем. В самом низу подземный ход перекрыт или вообще нет его — не знаю. Родник вот бьёт малой водной горочкой, вода под фундаментом наружу просачивается. Самое то, чтобы лошадок завести: горы и долы здесь, строго говоря, не совсем внушающие доверие.

— Погоди. Дом ты узнала, но окрестности тебе не знакомы.

Она молча кивнула.

— Ты жила здесь, но не совсем? Башня — это вроде как твоё легенское платье, что нашлось тогда у незнакомого нам мастера?