Косые тени далекой земли

– Ну что с тобой делать. Но смотри: рискуешь лишиться серебряного зуба.

Кадзама, почесывая затылок, уходил все дальше, и Риэ вдруг почувствовала, что у нее слезятся глаза.

Как бы там ни было, скоро придется возвращаться в Японию.

46

Рюмон попробовал пошевельнуться.

Однако тело осталось совершенно неподвижным, словно его связали по рукам и ногам. Хотя он полностью пришел в себя, своего тела Рюмон совершенно не чувствовал: казалось, будто все, кроме головы, куда-то исчезло.

Скрипнув, открылась дверь.

В палату вошла Тикако в длинном больничном халате. Она подошла к нему осторожно, стараясь не разбудить.

Рюмон приподнял голову:

– Как ты себя чувствуешь? Рана уже заживает?

– Да. А ты как? Я думала, ты спишь.

– Все в порядке. Прости, что втянул тебя в это дело.

Тикако остановилась рядом с кроватью:

– Ничего. Мы оба остались живы – разве плохо?

– Неплохо. Но если ты меня поцелуешь – будет еще лучше.

– Глупенький ты мой.

Тикако нагнулась, ее губы потянулись к его губам. Но вдруг за спиной девушки мелькнул чей-то силуэт.

Лицо Маталона, нереальное, будто лицо призрака, вынырнуло из темноты. Занеся над головой сжимавшую нож руку, он опустил ее вниз, еще миг, и лезвие ножа вонзилось бы девушке в спину.

– Нет! – крикнул Рюмон и от звука собственного голоса проснулся.

Больничную палату освещало бессильное солнце ранней зимы. Его бросило в дрожь.

– Что с тобой? Дурной сон приснился? – раздался голос рядом с ним.

Рюмон повернулся и увидел отца. Сабуро, который сидел на стуле рядом, с беспокойством заглядывал ему в лицо.

Рюмон вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот.

– Ага. Каждый день один и тот же. Ты когда приехал?

– Минут пятнадцать назад. Ты так хорошо спал, я решил тебя не будить.

Рюмон сполз с кровати на пол и дошел до уборной. Некоторое время дрожь не отпускала его.

Справляя нужду, он приподнял край пижамы и посмотрел на живот. Швы уже сняли, и обе раны начали заживать, но смотрелся его живот ужасающе – прямо как у Франкенштейна.

Рюмон вернулся в палату, а Сабуро достал из сумки бумажный сверток, заклеенный лентой.

– Я вообще-то думал дождаться, пока тебя выпишут, но потом решил, что особенно тянуть тоже смысла нет. Вот и принес. – Он протянул сверток Рюмону.

На свертке изящным почерком были выведены иероглифы: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».

– Это еще что такое?

– Тебе, на память от Кайба Кивако. Мне передал этот сверток семейный адвокат, которому вверены ключи от ее сейфа. Сказал – сыну отдайте.

Рюмон взглянул на сверток с интересом.

Кайба Кивако умерла, так и не придя в сознание после инфаркта. Она так и не дождалась, пока Рюмона, прооперировав, наконец отправят в Японию.

Он сорвал клейкую ленту и развернул сверток.

Внутри оказался блокнот в потертой кожаной обложке, пачка писем и запечатанный конверт.

Из записной книжки на постель выпал какой-то блестящий предмет. Рюмон взглянул на него. Предметом оказался кулон.

Рюмон взял его в руки.

Кулон этот, вне всяких сомнений, был совершенно такой же, как и те два, которые ему приходилось видеть раньше. Рюмону вспомнились слова Гильермо, что подобных кулонов всего было три.

Три буквы «К». Три кулона.

Рюмон взял в руки блокнот в кожаной обложке. Он был довольно тяжелый. Тревожное чувство почему-то сдавило грудь.

Сабуро встал.

– Знаешь, я, вообще-то, еще не обедал. Схожу-ка, что ли, вниз, в столовую.

Не дожидаясь ответа, он вышел из палаты. Что-то подсказало ему, что сейчас сыну нужно остаться одному.

После некоторого колебания Рюмон положил блокнот, пачку писем и кулон на стоявший рядом с кроватью столик и взял в руки письмо. Как он и думал, на конверте были выведены те же слова: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».

Внутри оказалась целая стопка сложенных вчетверо листков почтовой бумаги.

На секунду он почувствовал искушение оставить письмо непрочитанным. Ведь сейчас, когда Кивако уже не было в живых, никакими словами его боль не облегчить.

Некоторое время он колебался, но отложить листки в сторону все же не смог.

Он развернул письмо и начал читать.

«Дзиро-сан!

Раз ты читаешь это письмо, меня, скорее всего, уже нет в живых. Или, лучше сказать, я надеюсь, что меня уже нет в живых.

Ты наверняка отыскал Гильермо. Я знаю, что он еще жив. Знаю это не рассудком, а сердцем.

И, если я права, такому превосходному журналисту, как ты, непременно удастся отыскать его – это дело времени.

Я поняла, что это неизбежно, еще в тот день, когда ты убедил Кайба Рэндзо в необходимости отправиться в Испанию на поиски Гильермо. Мне сообщили об этом сразу после того, как Рэндзо дал тебе разрешение.

Скрывать имя моего осведомителя теперь уже нет смысла. Это – твой начальник, глава отдела срочных новостей Араки. Еще тогда, когда он состоял в отделе социальных новостей, он работал на меня и передавал мне во всех подробностях все закулисные интриги агентства Това Цусин.

И особенно все то, что касалось моего зятя, Рэндзо.

Рэндзо плетет бесконечные интриги, пытаясь подорвать мое влияние в обеих компаниях

– «Дзэндо» и Това Цусин.

Хотя тебе это вряд ли интересно.