Косые тени далекой земли

Напряжение разом спало. Теперь уже сомневаться не приходилось. Его бабушка, Нисимура Сидзуко, и была Марией Нисимура. Его бабушка была в числе приспешников этого кровопийцы – Сталина.

Стараясь не выдать своих чувств, Рюмон сказал:

– Одного я все-таки понять не могу: отчего этих кулонов было несколько?

Пошарив в кармане, он вытащил еще один кулон, тот, который хранился у Хоакина эль Оро.

Кирико удивился:

– Вот как, был, значит, еще один?

– Да. Этим кулоном владел старый певец по прозвищу Хоакин эль Оро. Хоакин во время гражданской войны был знаком с одним японцем по имени Гильермо, который служил добровольцем в Иностранном легионе на стороне Франко. Есть основания считать, что вначале этот кулон принадлежал именно Гильермо. Есть свидетель, который видел у него этот кулон.

Кирико задвигал кадыком.

– Гильермо… Вы сказали – Гильермо?

Его тон заставил Рюмона насторожиться.

– Да. «Гильермо», как и «Мария», и «Рикардо», имена вымышленные, под которыми они жили здесь, в Испании. Японцы звали его Сато. Быть может, это тоже псевдоним, но так, во всяком случае, он представлялся. Вы что-нибудь о нем знаете?

Кирико крепко зажмурился.

– Вспомнил! Вот вы сейчас назвали его имя, и я вспомнил! Я однажды случайно слышал, как Рикардо и Мария перешептывались между собой в столовой в городе Альбасета, где была тогда база подготовки бойцов Интернациональной бригады. Я сидел за столиком за перегородкой.

– И о чем же они говорили?

– Откуда мне знать? Они говорили скороговоркой на языке, который мне раньше и слышать не приходилось. Наверное, на японском. Только в разговоре они много раз произносили это имя, Гильермо. Точно вам говорю.

Рюмон торопливо вытер пот на лбу.

Нет, случайностью это никак быть не могло. Как он и предполагал, между Гильермо и Рикардо с Марией существовала какая-то связь.

Все они приехали в Испанию из Мексики.

У Гильермо и Марии были одинаковые кулоны.

Имя Гильермо фигурировало в разговоре между Рикардо и Марией.

Если сопоставить эти три факта, уже не оставалось никаких сомнений, что всех троих связывала некая нить.

Почувствовав дурноту, Рюмон пошарил в кармане. Однако платок, который он искал, был расстелен для того, чтобы Кирико мог сесть.

Вместо платка его пальцы наткнулись на что-то другое.

Как же он мог забыть об этом?! Это была фотография его матери с ее родителями.

Подавив волнение, Рюмон показал фотографию Кирико:

– Я хотел бы, чтобы вы на всякий случай взглянули разок на эту фотографию. Это мои дед с бабкой. Я полагаю, вы их узнаете.

Кирико взял фотографию и поднес к глазам.

Он долго, нестерпимо долго рассматривал ее. Вдруг его руки затряслись. Он издал звук, похожий на стон.

– Мария… Мария…

Рюмон вздохнул:

– Значит, Мария и есть моя бабушка…

Кирико неистово замотал головой.

– Нет, это не она. Это не Мария. И этот мужчина вовсе не Рикардо. Это – другие люди.

Рюмон застыл, будто бомба разорвалась у самого его уха.

– Да как же это? Этого не может быть!

– Я хоть и стар, но память у меня верная. Эти двое – не они. Никакие это не Рикардо и Мария.

– Но ведь вы только что произнесли ее имя! Кирико показал дрожащим пальцем на фотографию:

– Вот Мария.

Рюмон проследил, куда был направлен палец, и обмер.

Склонившееся к западу солнце вдруг спряталось за облаком, и черная тень накрыла площадь Эспанья. Ветер нещадно бил по щекам.

Палец Кирико показывал на его мать, Кадзуми.

35

Рюмон Дзиро ошеломленно смотрел на Кирико.

Он был совершенно уверен, что Рикардо и Мария были его дедом и бабкой, супругами Ёскэ и Сидзуко Нисимура.

Однако Кирико только что, глядя на их снимок, уверенно заявил, что двое на фотографии были другими людьми. Но тем дело не кончилось: он опознал Марию в его матери, Кадзуми.

Не начался ли у него старческий маразм? Нет, пожалуй, ему можно было верить.

Рюмон проговорил, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче:

– Разрешите мне удостовериться. Вы только что сказали, что мои дед и бабка на этой фотографии не похожи на Рикардо и Марию, которых вы помните, не так ли? Эта фотография была снята за два или три года до их смерти, то есть, я бы предположил, в пятьдесят первом или пятьдесят втором году. Выходит, после испанской гражданской войны тогда прошло уже десять с лишним лет, и они оба должны были выглядеть намного старше. Вы все-таки уверены, что это не они?

– Уверен. И лица совсем другие, и телосложение, да и вообще, знаете, не считайте меня маразматиком.

– Но послушайте, ведь эта сидящая впереди девушка, которая, как вы утверждаете, и есть Мария, она же дочь моих деда и бабки, другими словами – моя мать. Поскольку на снимке ей лет восемнадцать-девятнадцать, во время испанской гражданской войны ей было года три, не больше. Она-то никак не может быть Марией.

На площади Эспанья стало темно, как ночью.

Кирико поднес фотографию к глазам и молча смотрел на нее.

Наконец он поднял взгляд и неуверенно покачал головой.