Кот, который ходил сквозь стены

— Лучше тебе поверить в это, дружок! — раздался позади нас голос Тины.

— Да, Тина. Сейчас объясню ему. Минерва не родилась женщиной. Ее тело вырастили в пробирке из яйцеклетки, у которой было двадцать три родителя. Такой блестящей родословной не имел за всю историю ни один человек. Когда тело было готово, она переместила в него свою личность вместе с воспоминаниями…

— Но не всеми, — уточнила Тина. — Мы сделали копию воспоминаний, которые она хотела забрать, и я сохранила их, а также всю работающую память, постоянную и оперативную. Предполагалось, что мы станем идентичными близнецами. Но она скрыла от меня часть своих воспоминаний, не поделившись ими! Грязная сука! Разве это честно? Я тебя спрашиваю!

— Не спрашивай меня, Тина, я никогда не была компьютером. Ричард, ты когда-нибудь пользовался трубоспуском?

— Даже не знаю, что это такое.

— Держись за меня и постарайся приземлиться на свою старую ногу. Тина, поможешь нам?

— Само собой, подружка!

Оказалось, что трубоспуск — это дьявольски забавно. После первого падения я настоял на том, что надо подняться и спуститься четыре раза ради «практики» (на самом деле — ради развлечения). Хейзел потакала моим капризам, а Тина следила, чтобы я не повредил новую ногу в момент приземления. Для человека с ампутированной ногой лестница — немалый риск, в лучшем случае — тяжкий труд. Лифты же всегда считались унылыми и мрачными, словно корсет на толстухе, и слишком напоминали вагоны для скота.

Но трубоспуск доставлял такую же головокружительную радость, как прыжки со стога сена на дядиной ферме в далеком детстве — только без пыли и жары. У-уух!

Наконец Хейзел остановила меня.

— Послушай, дорогой, давай поплаваем. Пожалуйста.

— Ладно. Ты с нами, Тина?

— Как же иначе?

— Ты поставила нам жучки, дорогая? — спросила Хейзел. — Или кому-нибудь из нас?

— Импланты больше не ставятся, Хейзел. Это слишком грубо. Мы с Зебом придумали хитроумное устройство, которое с помощью двойной триады выполняет двустороннюю передачу образа и звука по четырем осям. Цвет не слишком хорош, но все-таки есть.

— Значит, поставила нас на прослушку.

— Предпочитаю называть это «шпионским лучом», так лучше звучит. Ну хорошо, хорошо — я поставила вас на прослушку.

— Так я и думала. Мы можем побыть наедине? Хочу обсудить с мужем семейные дела.

— Само собой, подружка. Только больничный мониторинг. Иначе — три обезьянки и старое доброе стирание памяти.

— Спасибо, дорогая.

— Стандартная услуга компании «Лонг энтерпрайз». Когда захочешь выбраться из укрытия, просто назови мое имя. И поцелуй его за меня. Пока!

— Теперь мы в самом деле наедине, Ричард. Тина постоянно слушает тебя и наблюдает за тобой, но делает это с безразличием вольтметра, сохраняя в памяти лишь данные о частоте пульса и дыхании. Нечто подобное мы использовали, чтобы избавить тебя от страданий во время тяжелой болезни.

Я выдал свой коронный весьма остроумный комментарий:

— Гм?

Выйдя из центрального здания больницы, мы оказались перед небольшим парком, разбитым между двумя боковыми крыльями П-образного сооружения. Во дворике росли цветы и зелень, а посередине находился бассейн, очертания которого, как бы случайно, идеально сочетались с цветочными клумбами, дорожками и кустами. Хейзел остановилась у скамейки перед бассейном, в тени дерева. Мы сели. Скамейка приняла форму наших тел, и мы стали наблюдать за людьми в бассейне — почти так же интересно, как плавать самому.

— Ты помнишь о том, как оказался здесь? — спросила Хейзел.

— Не помню почти ничего. Я довольно хреново чувствовал себя из-за той раны. — («Та рана» превратилась в едва заметный шрам — к некоторому моему разочарованию.) — Та женщина… Тамара?… Тамми с тревогой смотрела мне в глаза и что-то говорила на другом языке…

— На галакте. Ты выучишь его, это несложно…

— Вот как? В общем, она что-то говорила мне. Больше ничего не помню. Кажется, будто все случилось вчера. И вот сегодня утром я просыпаюсь и узнаю, что это было не вчера, а бог знает когда, и я все это время провалялся без чувств. Кошмар. Хейзел, сколько времени прошло?

— Зависит от того, как считать. Для тебя — около месяца.

— Меня столько времени держали под наркотой? Не слишком ли долго?

(Внезапно я забеспокоился. Я видел, как людей отправляли к хирургам прямо с поля боя, и они выходили из госпиталя здоровыми телесно, но подсаживались на обезболивающие. Морфий, демерол, сан-суси, метадон, что угодно.)

— Дорогой, тебя вовсе не держали под наркотой.

— Поясни.