Кот, который ходил сквозь стены

— Ну нет, я очень даже ценю твои умения в позиции лежа и твой энтузиазм. Но опытные плясуньи на матрасе — не такая уж редкость. Взять, к примеру, Ся. Полагаю, опыта у нее не меньше, чем желания.

— Опыта у нее, вероятно, вдвое больше моего — чего нельзя сказать о желании.

— Ты прекрасно справляешься, когда отдохнешь. Но не отвлекай меня. Хочешь знать, почему ты такая особенная?

— Да! Ну… наверное. Если тут нет никакого подвоха.

— Нет. Возлюбленная моя, твое уникальное и особенное свойство заключается в следующем: когда я рядом с тобой, я счастлив.

— Ричард!

— Хватит рыдать. Терпеть не могу женщин, которым приходится слизывать слезы с верхней губы.

— Грубиян. Я буду плакать, когда захочу, черт побери… и сейчас мне это нужно. Ричард, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, обезьянка моя. Я только хотел сказать, что если твои три короба вранья готовы развалиться, не стоит мастерить новые и заверять, что наконец-то ты говоришь правду, всю правду, ничего, кроме правды. Забудь. Может, старые короба давно обветшали, но мне все равно. Я не собираюсь искать логические дыры или несообразности: мне и вправду все равно. Я просто хочу жить с тобой, держать тебя за руку и слышать, как ты храпишь.

— Я не храплю! Или… все-таки храплю?

— Не знаю. Мы не так уж много спали за последние восемьдесят часов, чтобы это стало проблемой. Спроси лет через пятьдесят. — Протянув руку, я пощекотал сосок Гвен, глядя, как он увеличивается в размерах. — Я хочу держать тебя за руку, слышать твой храп, и иногда, пару раз в месяц…

— Пару раз в месяц?

— Что, слишком часто?

— Видимо, придется удовлетвориться тем, что есть, — вздохнула она. — Или ходить на сторону.

— На сторону? То есть как это? Я имел в виду, что пару раз в месяц мы будем ходить в ресторан, в театр, в ночной клуб. Я буду покупать тебе цветок, чтобы воткнуть его тебе в волосы. Если настаиваешь, можно и чаще… но слишком бурная ночная жизнь мешает писать. Я намерен содержать тебя, любимая, несмотря на все мешки с золотом, которыми ты запаслась. — Я посмотрел на нее. — Есть проблемы, дорогая? Сбой программы? Что не так?

— Ричард Колин, ты раздражаешь меня больше всех мужчин, которые были на мне женаты. И даже больше всех, с которыми я просто спала.

— И ты позволяла им спать?

— Ох… мать твою! Не надо было спасать тебя от Гретхен. «Пару раз в месяц»! Сам меня раздразнил, а потом захлопнул ловушку.

— Мадам, я понятия не имею, о чем вы.

— Все ты прекрасно понимаешь! Ты считаешь меня маленькой потной нимфоманкой.

— Не такая уж ты и маленькая.

— Давай продолжай в том же духе. Смотри, добьешься того, что у нас в Семействе появится еще один муж. Чой-Му с радостью на мне женится, я точно знаю.

— Чой-Му — парень честный, это верно. И я уверен, что он женился бы на тебе — мозгов у него хватает. Если ты так решишь, постараюсь, чтобы он чувствовал себя как дома. Правда, я не знал, что ты так хорошо с ним знакома. Ты серьезно?

— Нет, черт побери. У меня никогда не было опыта многомужества — с одним-то мужем порой непросто. Конечно, капитан Марси — отличный парень, но он для меня слишком молод. Мне кажется, я подарила бы ему одну ночь, если бы он вежливо попросил, но лишь для забавы, ничего серьезного.

— Мне тоже кажется, что ты подарила бы ему одну ночь. Только дай знать заранее, и я сделаю вид, будто ничего не заметил. Или буду служить лакеем, даже выдавать полотенца. Выбор за дамой.

— Ричард, слишком уж легко ты соглашаешься.

— Хочешь, чтобы я ревновал? Но мы на Луне, а я лунарь. Не от рождения, но все же лунарь, а не землеройка, который бьется головой о каменную стену. — Я поцеловал ей руку. — Возлюбленная моя, ты в самом деле маленькая и изящная, но у тебя большое сердце. Ты так изобильна, что тебя, подобно хлебам и рыбам, хватит для стольких мужей и любовников, сколько ты выберешь. Я счастлив быть первым — если это так — среди равных.

— Что это передо мной? Клинок?

— Нет, сосулька.

— В самом деле? Так схватим же ее, пока она не растаяла.

У нас получилось, но едва-едва — я слишком устал.

— Гвен, — спросил я, когда все закончилось, — почему ты хмуришься? Я не оправдал твоих надежд?

— Нет, любимый. Но я все еще думаю о своем вранье… только на этот раз, прошу тебя, не уходи от разговора. Я знаю, что надпись на той латунной табличке — правда. Потому что я знала троих из этой четверки, причем очень хорошо: двое из них меня удочерили. Любимый, я — одна из Отцов-основателей Свободной Луны.

Я промолчал: бывает, что сказать просто нечего. Вскоре Гвен начала ерзать и почти рассерженно бросила:

— Не смотри на меня так! Я знаю, о чем ты думаешь, — с две тысячи семьдесят шестого прошло много времени. Так и есть. Но если ты оденешься, я отведу тебя в Старый Купол, покажу свою подпись и отпечаток пальца на Декларации независимости. Возможно, ты не поверишь, что это моя подпись… но отпечаток не подделать. Давай сходим и посмотрим?

— Нет.

— Почему? Хочешь знать, сколько мне лет? Я родилась на Рождество в две тысячи шестьдесят третьем, так что в момент подписания Декларации мне было двенадцать с половиной. Отсюда легко вычислить мой возраст.