Кот-Скиталец

Кое-как вымылись по-своему, под бегущей струей, и попитались. Сходили в ретирадное помещение: устроено оно было безыскусно, в виде каменного лотка и дырки в полу, так что и мозги напрягать не пришлось.

Обслуживали нас молодые мужчины, почти подростки. Затем заперлись, мы с дочкой переоделись в ночное, чтобы не мять платьев, старательно пошитых мункскими мастерицами, и…

Я как в воду глядела, что взяла блохогонное. Маты кишмя-кишели и щекотались совершенно безмозглыми бескрылыми насекомыми. Кормиться за наш счет они постеснялись, но вот чтобы удалиться – того не понимали позарез. Пришлось намекнуть: я не джайн и не буддист, но неприятно все-таки спать на чужих мертвых телах!

С непривычки меня слегка раздражало и вездесущее ночное сверкание, и я подхватила легкую бессонницу. Помню, такое случалось всякий раз, когда мы приезжали на городскую квартиру из дачи. Молодежь-то спала без задних ног, хотя, по-моему, Серена в конце ночи тоже перебралась на пол, как лунатик, а утром вернулась на место.

На следующее утро автомобильчики помчали нас по городу – знакомиться прямо с колес. Мы потеснились, чтобы и Серена с Артом устроились рядом с нами. Шофер был новый, куда более словоохотливый и подкованный по части отечественной славы, чем Шушанк. Наряжен он был в элегантный лайковый комбинезон, а собранные в пучок изжелта-белые волосы засунуты под замшевый шлем с отогнутыми наушниками.

Снова толпа людей и машин, только более редкая – днем не гуляют, а совершают короткие перебежки между домом и подземной железной дорогой (единственная выдумка нэсин, которая не вызывает здесь никаких нареканий), подземкой и работой, работой и магазинами; решетки вокруг деревьев, множество каурангов, довольно холеных, которые направляются за покупками в продуктовые и книжные лавки, покачивая сумкой, зажатой в зубах, несут поноску в министерство (у таких на боку была планшетка с цифровым замком, а на шее обруч с грозно торчащими наружу шипами), а то и сопровождают хозяина в качестве личного телохранителя. Дневные мужчины двигались куда целеустремленнее вечерних и были одеты чуть неряшливей, вернее – свободней. Дамы иногда были впряжены в повозочки с грудными андреятами. Жизнь, как объяснил нам шофер, тут почти что патриархальная: банки открываются с позднего утра, конторы в полдень, магазины – в пять вечера, а ночная жизнь захватывает только простых, причем молодых и недоразвитых.

Нам также рассказали, что столица расположена на семи холмах, таких пологих, что они почти не чувствуются. Самый высокий находится на западе, куда город почти не растет, и увенчан Замком, древней резиденцией владык. Отсюда его прозвище – Коронный, или Венчанный Холм. Храм же, напротив, лежит в низине, опираясь на высокую платформу, сложенную методом сухой кладки, и его «маяки» доминируют над местностью. Районы северо-востока заселены густо, но тамошняя застройка не очень высока и не так чтобы привлекательна.

– Что бы вы желали осмотреть вначале, Храм или Замок? – спросил шофер.

– Храм, – решительно сказала я. – В замок королевы-матери я надеюсь быть вскорости приглашена, тогда и разглядим сразу снаружи и внутри.

Мои спутники переглянулись, почти не повернув голов. Потом Шушанк нехотя сказал:

– Добиться аудиенции у ее величества – дело хлопотное.

– Ну, я ведь не собираюсь умереть завтра. Кстати, зачем было предлагать мне выбор, если вы за меня уже решили?

Мы с бассетом и его хозяином не переглядывались вовсе – и так было ясно: водитель хотел торжественно преподнести нам Замок, поэтому и поставил на нем логическое ударение. А дипломатическая чета, напротив, рекомендовала поспешить с осмотром сакральной территории.

И вот мы ринулись из парадной части города на окраины. Здесь кольцо стеклянных карандашей размыкалось, и плебейские новостройки бурно выплескивались из ограды наружу. Назвать их фавелами, трущобами, черемушками или Гарлемом язык не поворачивался, и все-таки они были всем этим вместе взятым: ручной, нарядной, неунывающей бедностью.