Кот-Скиталец

– Мужчина он, а не псина. И что за грамматические формы у вас в языке такие удивительные! Да никто его и так не испугается. Вон парнишка дворовому каурангу едва ручку в пасть не сунул, а тот лишь ухмыляется.

– Их дело. Дружки и оба бродяги, наверное.

– Артханг тоже друг и брат, а к тому же защитник. И для того ему нужна свобода маневра.

– Для защиты ходят с телохранителями, ваше высочество.

– Уже пошла. Думаете, не вижу ваших секретных агентов, как они то и дело мельтешат? Ах, говорите – не лично ваших. Так, я думаю, все равно вашего ведомства, ко мне простые полицейские подойти опасаются. Ладно, договорились: устраивайте мне парадную слежку, только чтоб на каждом агенте была эта… паранджа. И строгий ошейник с поводком тоже.

В препирательствах снова выработали среднюю линию. Артхангу заказали – не через андров, через пройдошливого Бэса – каурангское спецснаряжение. (Оказалось, псы при деньгах предпочитали иметь защиту от человека.) Оно включало в себя шипастый ошейник с капсулой для бумаг и денежных купюр и коробочку аптечки первой помощи с индикатором и шприцами, которая включалась автоматически, тонкую и крепкую попону мункского дела, практически не пробиваемую никаким андрским холодным оружием, и такой же шлем – с виду они были похожи на парадную униформу слуги из богатого дома или швейцара при банке, – а в придачу ко всему хитрый кожаный поводок, карабин которого мгновенно отщелкивался при сильном рывке, оставляя в руках владельца смертельную комбинацию граненой плети с гирькой на одном конце и петли-удавки на другом. Эти доспехи были засекречены и от охраны, и даже от Мартина. В них он, с его уникальными природными данными, стоил десятка андрских спецназовцев в полной выкладке, чем и был морально ублажен. Излишне говорить, что «он» – это Арт, а не Мартин: тот, в общем, догадывался о махинациях нашей тройки и делал вид полнейшего безразличия, но вряд ли ему такое нравилось. Я б на его месте едва терпела.

По этому случаю Эрмина успокаивала меня:

– В понятиях Мартина дамы – нежный пол, который требует защиты. А тут перед ним упрямица, которую хочется укротить, как фриссу, – и нельзя это сделать тотчас же. Нужно время. А время… Оно творит их обоих иными, чем они есть теперь, и может попросту снять проблему.

Я понимала эти дела так. Мартин Флориан по самой натуре своей пребывал в состоянии перманентного восхищения противоположной частью человечества (или лучше сказать, андрства) и в эту ауру окунал мою дочку. Был он в этом не столько умен, сколько прав: тактика действовала на подсознательном уровне и мало-помалу оказывала свое действие. Однако лишь отчасти. Усвоенный Сереной коллективный архетип включал в себя и рутенскую теремную затворницу, и провансальскую куртуазную даму, и вооруженную воительницу первых лет ислама, и черную амазонку короля Дагомеи. Напрасно здесь считали Серену тринадцатилетним полуребенком-«мальчишницей», сравнивая со своим двуногим потомством. Разумеется, их собственные дочери того возраста, что и она, были, в противовес ей, уже готовыми юными женщинами на выданье – только и она была тем же на кхондском, скрытом от андров уровне: отроковицей, пребывающей на некой зыбкой грани, когда и детское равенство полов еще притягивает к себе, и открывается манящая, ничуть пока не пугающая перспектива властвовать над мужем. Поэтому она принимала королевскую и вообще мужскую галантность как должное, как приятную и естественную дань, и впитывала в себя щедрые лучи Мартинова обаяния, точно лилия на заре: чтобы набрать бутон и пышно процвести ради всей земли.

Так что мастер Мартин имел дело с таким же мастером.

А вот занятия типично мужскими ремеслами – фехтованием, верховой ездой, натаской каурангов, тем, что для андрских дам считалось грубой экзотикой, – эти совместные занятия заметно увеличивали его личные жениховские шансы.

В поединках на холодном оружии я полнейший профан, но если верить на слово прислужникам, моя дочка преуспевала. Памятуя ту характеристику, что дал Мартину БД, я вначале не верила им, однако они не льстили, а были удивлены скорее неприятно. Вот насчет ее успеха в дрессировке каурангов и фрисс я с самого начала нисколько не усомнилась. Андрская методика обучения Живущих была сходна с той, какую рутены применяют в яслях и детсадах, только чуть меньшей была роль звучащего слова. Главными предметами были охота и война; отсюда своеобразный тривиум – арифметика, грамотное письмо и культуризм – и квадривиум: точные науки в комплексе, живой иностранный язык, практическая механика, боевые искусства. Поскольку младшие братья андров были куда меньшими плотоядцами, чем их хозяева, натаска шла туго.