Он понял с полуслова, как и все кхонды. Андрские остатки текли между нашими холмами, точно немая и смирная река: это было уже не войско и не воители, а множество обычных и отдельных индивидов. Добрые люди, мирные люди, каждый из которых сам по себе и комара не прихлопнет.
– Кто там у них – манкатт? – жадно спросил Бэсик у моего сына.
– Манкатта. «Бежала от меня к возлюбленному, теперь вернулась, но умирает и дети сироты», – скороговоркой, едва ли понимая, передавал он андрскую речь. – Другой отвечает: «Я ее нашел и я возьму одно дитя, вам будет не так тяжело воспитать, уважаемый».
– Ну ясно же. Он так и сказал – дочь, – ответила я.
Вот таким недомыслием и ужасом кончилось естественное стремление одного высокопоставленного андра избавиться от своих детских пеленок. Понимал он и понял ли тщету своих усилий? Вряд ли. Отшельник почти всегда более искушен в общественной жизни, чем политический деятель: он смотрит с высоты. Для ученого, запертого в своей лаборатории, панорама мира ощущается более величественной, чем для тех, кто добывает для его обобщений крупицы фактов. Стоящий вдали от схватки более справедлив, чем те, кто варятся в самой гуще. Я видела многое из того, что ускользало от любезных моему сердцу обывателей города Шиле, потому что в конце концов у меня хватило ума выйти из Замка и поселиться на окраине, вне досягаемости от их совместных мыслей. Теперь для полноты картины мне предстояло лишь разгадать иероглиф – два черных силуэта на темном фоне, как пятна на шкуре черной пантеры Багиры. Но это придет позже, придет само, главное пока – не забыть.
А назавтра началось самое смешное, самое мерзкое и самое трагичное. Они – народ и парламент андрские – свалили происшедшие несчастья на Мартина Флориана, свежепомазанного и новоиспеченного короля-самодержца!
Вот что было известно об этом деле доподлинно. Его приближенные в самом деле подожгли древнюю руину, перед тем по-своему вежливо скомандовав манкаттам, чтобы те убирались в парк и куда подалее. Сделать это открыто посчитали неудобным – андрское общество в массе привержено традициям, синдром «гнезда предков» и «родных могил» очень здесь силен. Затем планировалось вызвать пожарную команду, чтобы облить водой те деревья, которые стояли вплотную к деревьям-перестаркам, оплакать усадьбу, что погибла как бы от беспризорности и несчастного случая, а там и построить новую. (В рабочем поселке моего детства так поступили с двухэтажными оштукатуренными домиками офицерского квартала, ибо жечь дешевле, чем ломать.) Однако пожарники из соображений конспирации не посмели выстроиться заранее и припоздали, а любовь столичных зевак ко всякого рода зрелищам окончательно пересилила все мудрые расчеты.
Теперь тот факт, что вовсе не кунг повелел народу сбиться в стадо, дружно игнорировали. Как же иначе, без стада-то? Стадо есть непременное украшение любого всенародного торжества, от профессиональной казни до венчания на царство.
Однако то был лишь первый, так сказать, пробный черный шар. Далее шло по нарастающей: Мартин выпустил из рук лакомый кусочек – Серену Кхондскую, которая означала, по ихнему непросвещенному мнению, власть над Лесом. Принял власть с дерзостью вместо смирения (этот аргумент использовали в основном иереи, тогда как первым оперировал плебс). Имелось в виду то, что король, оказывается, практически вытащил диадему из рук священника вместо того, чтобы ждать, пока тот ее на него возложит – тонкости, однако! Пошла в ход и сказочка о Скале, которую не след попирать ногами. Будто бы такой вассальный договор недействителен – чушь, кстати, полная. А не принес должной клятвы – значит, поставил Андрию на грань войны. То все и вся кунга к этой войне призывали (оказывается, целая «военная партия» тут была, вот с того Мартин и толкал двум известным кхондкам пылкие речи об андрском культурном самоопределении), то он же и виноват: поистине, все мы герои и патриоты, пока за печкой сидим. И вот мнение народа о Мартине, всеобщем любимце, в мановение ока сделало полный оборот на сто восемьдесят градусов кругом через левое плечо.
Такова планида всех аристократов, которые, вопреки гипнотизирующему меня звучанию слова, – вовсе не дворяне, а интеллигенты в энном поколении, высоколобые и обитатели Внутреннего Замка и Башни из Слоновой Кости. А кто всех выше в Башне и Замке? Верно. Громоотвод. Поэтому кунг здесь не правит, но выступает, представительствует… и дожидается дня и часа, когда в него ударит.
Мы – верхушка пирамиды, говаривал Шушанк. Мы рождаемся с короной, вторил ему БД.