Кот в сапогах

Король. А плевать! Она только что хлопала, и тут уж мы можем себе кое-что позволить.

Натанаэль. Видите ли, это все в интересах пьесы. Не говори я на вашем языке — она будет непонятной.

Король. Ах вот что! Ну что ж, принц, прошу к столу, кушать подано!

Принцведет к столу принцессу, — король идет впереди.

Фишер. Черт побери! Сколько несообразностей в этой пьесе!

Шлоссер. И король совершенно выпадает из роли.

Лейтнер. На театре надо все изображать естественно. Принц должен говорить на своем иностранном языке и иметь при себе толмача, принцесса должна говорить с ошибками, раз уж она сама сознается, что не умеет правильно писать.

Мюллер. Конечно! Конечно! Все это сплошная чушь! Поэт сам не помнит, что говорил секунду назад.

Перед трактиром.

Лоренц, Кунци Михель

сидят на скамейке. Перед ними — трактирщик.

Лоренц. Пора мне собираться в путь. До дома еще далеко.

Трактирщик. Вы на королевской службе?

Лоренц. Так точно. А кто у вас герцогом?

Трактирщик. Да люди просто говорят «господское отродье» — и все тут.

Лоренц. Чудной какой титул. А что, собственного имени у него нет?

Трактирщик. Когда он издает указы, в начале всегда говорится: «Для блага публики Закон устанавливает…» Видать, это и есть его собственное имя. И во всех прошениях тоже обращаются к Закону. Странный человек.

Лоренц. Да уж, лучше служить королю. По крайней мере звание благородное. Я тоже слыхал, что ваше господское отродье не очень-то милостиво.

Трактирщик. Да милостив-то он не очень, что верно, то верно, — зато уж сама справедливость. Ему часто даже из-за границы тяжбы переправляют, чтобы он их улаживал.

Лоренц. Про него диковинные вещи рассказывают — будто он в какого угодно зверя превратиться может.

Трактирщик. Это правда. Разгуливает себе инкогнито и разнюхивает настроения своих подданных. Оттого мы и не верим ни одному коту, ни одной чужой собаке или кобыле, — все боимся, что в их шкуре скрывается наш хозяин.

Лоренц. Да, нам, значит, и тут больше повезло: наш король шагу не ступит без короны, мантии и скипетра, поэтому его за версту распознаешь. Ну, здравия вам желаю. (Уходит.)

Трактирщик. Вот он уже и в родных краях.

Кунц.А что, граница так близко?

Трактирщик. Конечно. Вон то дерево принадлежит уже их королю. Нам тут все видно, что в его стране делается. Да в границе этой все мое счастье — я бы давно уже обанкротился, если бы меня не содержали дезертиры оттудова. Прибывают почти ежедневно.

Михель. Так тяжело им там служить?

Трактирщик. Служить-то не тяжело, да сбежать легко. И потому только, что это строго запрещено, парни наперебой рвутся дезертировать. Вот, извольте, — еще один препожаловал!

Вбегает солдат.

Солдат. Хозяин, кружку пива! Да поживей!

Трактирщик. Вы кто будете?

Солдат. Я дезертир!

Михель. Глядишь, еще и из чадолюбия, бедняжка. Вы уж приголубьте его, хозяин.

Трактирщик. Ну, были бы деньги, а пиво-то найдется. (Уходит в дом.)

Появляются два гусарана конях и спешиваются.

Первый гусар. Ну, слава богу, прибыли. Здорово, сосед!

Солдат. Тут уже граница!

Второй гусар.Да, благодарение небу. Уж как пришлось гнать из-за этого дурака! Эй, хозяин! Пива!

Трактирщик (появляясь с несколькими кружками пива в руках).Вот, господа хорошие, прекрасный освежающий напиток. А вы все трое здорово разгорячились.

Первый гусар (солдату).Ну, бездельник, за твое здоровье!

Солдат. Премного благодарен. Я могу пока попридержать ваших лошадок.

Второй гусар. Ну и ноги у этого парня! Хорошо еще, что граница так близко, иначе бы это уж совсем собачья служба была.

Первый гусар. Ну, нам пора домой! Будь здоров, дезертир! Счастливого пути!

Оба садятся на коней и уезжают.

Трактирщик. Вы здесь останетесь?

Солдат. Нет, я пойду дальше, мне ведь еще надо успеть завербоваться у соседского герцога.

Трактирщик. Заглядывайте, когда снова надумаете дезертировать.

Солдат. Само собой. Прощайте!

Пожимают друг другу руки. Солдати другие гостиуходят, трактирщикидет в дом.

Занавес

АНТРАКТ

Фишер. Ну уж закрутили — дальше некуда. К чему вообще эта последняя сцена?

Лейтнер. Совершенно ни к чему. Лишь бы побольше чепухи нагородить. Кот уж совсем исчез из поля зрения, и весь спектакль разъехался.

Шлоссер. У меня голова кругом идет, будто спьяну.

Мюллер. А в каком, собственно, веке происходит действие? Ведь гусары — это явное новшество.

Шлоссер. Надо нам было не терпеть, а топать погромче. Сейчас уж вообще не разберешься, что к чему.