Коварная ложь

Я вскинул бровь, крепче обхватывая ее.

– Ты более чем любишь меня.

– Да. Мне все равно, что у тебя есть, – она бросила взгляд на Брендона и заговорила тише, – ты-знаешь-что, способное оправдать папу, пусть даже ты этого мне не сказал. Может быть, это ужасно неправильно, но меня не волнует ничего, кроме нас. Мне жаль, что я не сказала этого раньше. Я люблю тебя. Я буду ждать тебя. Сколько потребуется.

– Сколько потребуется? – Части головоломки соединились. Я опустил ее на землю, чтобы не уронить ее от смеха. Только она могла заставить меня расколоться в тот же день, как я подписал сделку с признанием. – Я не собираюсь в тюрьму, Тигренок. Я свидетель. Я заключил сделку.

– Конфиденциальную, – вклинился Брендон.

– Брендон, сделай уже что-нибудь со своей одержимостью собственным голосом. – Я сдвинулся, прикрывая ее собой. – Я заключил сделку с Комиссией. Я буду выступать свидетелем против Бальтазара, Эрика и Вирджинии. Твой отец получит отпущение грехов. Я не сяду в тюрьму. Обещаю.

Девушка, знающая все слова мира, снова потеряла дар речи. Это начинало мне нравиться.

Я потянул ее за платье, чтобы притянуть ее к себе.

– Вернешься ко мне?

– Всегда.

Эпилог

Два года спустя

Нэш

Я не верю ей, когда она говорит, что может быть счастлива.

Моя коварная лгунья.

Ее черные волосы развеваются, напоминая гриву дикой лошади. Снаружи все покрыто снегом, толстыми, слежавшимися слоями, превратившимися в кристаллический цемент.

Огонь спасает нас от мороза. Пламя мерцает, тени танцуют на шерстяных стенах. Моя тигрица выглядит по-королевски, ее волосы светятся всякий раз, как поднимается пламя.

Красные губы искушают меня. Ее серый глаз – цвета лунного камня – сияет так ярко, что стал почти бесцветным. Другой, морозный, как Байкал, бездонный источник мудрости, белые блики в нем сражаются с голубым.

Никто не победит.

Никто никогда не побеждает, когда дело касается Эмери.

Только битва.

Постоянная.

Страстная.

Красивая.

Любовь, стоящая погони, которая подпитывает ее.

– Нет никакого «может быть», – говорю я. – Ты рада меня видеть.

Я пытаюсь пригладить несколько прядей ее волос, но это бесполезно, приручить Эмери – все равно что приручить тигра. Если попытаюсь, изменю все в ней, что делает ее ею.

А я люблю ее, какая она есть.

Я люблю ее дикой, и безрассудной, и яростной.

Я люблю ее моей

.

– Мне казалось, ты прекратил помыкать мною. – Она поворачивается ко мне, покусывая мою шею.

– Вне спальни, – поправляю я.

– Вне спальни, – соглашается она, размыкая губы, два разноцветных глаза смотрят на вход, чтобы убедиться, что мы одни.

Я не должен быть тут, стоять перед своей невестой, высмеивая ее раскрасневшуюся кожу и оргазм, который я ей только что подарил. Гидеон убьет меня. Может попытаться, и если только Делайла не доберется до меня первой, может даже преуспеть.

– Я не помыкаю тобой, детка. Я констатирую факт. Ты чертовски рада видеть меня. – Лизнув один из ее сосков сквозь платье, я ухмыляюсь. – Признай это, Тигренок.

Она качает головой, и я принимаю вызов.

Я беру ее за подбородок. Твердо. Именно так, как нравится моей невесте. Она смотрит мне в глаза с таким вызовом, что мне хочется снова развернуть и погрузиться в нее. Мои губы опускаются, чтобы запечатлеть поцелуи на ее ключицах.

Сколько бы я ни целовал ее, не заявлял на нее свои права, не отмечал ее как свою, мне никогда не будет достаточно. Моя жажда ненасытна. Это – доказательство бессмертия.

Я завожу руку ей за спину и расстегиваю молнию на ее платье, прежде чем подобраться сзади и провести языком по ее позвоночнику.

Она разворачивается и бьет меня по лицу. Ее пальцы царапают мои глаза, заставляя меня выругаться.

– Я только что его застегнула.

– А мне нужна твоя киска, чтобы согреть мой член. – Я беру ее пальцы и прижимаю их к своей эрекции под костюмными брюками. – Так холодно, аж съеживаются яйца.

– Они не съеживаются. – Она сжимает пальцы, будто не в силах удержаться, потом кивает в центр юрты – гребаной юрты, вот как она вьет из меня веревки. – Обогреватель включен, Нэш.

– Два полена и пачку спичек «Прескотт отель» не считает обогревателем.

Она готова спорить. Всегда готова. Я облизываю губы в предвкушении, наслаждаясь этой прелюдией, которую мы разделяли. Каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение: закуска, предваряющая минуту, когда я окажусь внутри нее.

Рид прерывает нас, входя в юрту без стука.

– Я бы постучал, но тут нет двери.

Эмери визжит при виде моего брата, вцепляется в его плечи.

– Ваша мама тут? Я так рада, что вы не потерялись.

Она в коротком платье, ужасная идея для бракосочетания в Норвегии в середине сентября. Я сказал ей это, но что я понимаю? Снаружи четыре с чем-то там градуса, начало зимнего периода. Холодно, но терпимо, особенно в свете того, что с тех пор, как мы приехали в Норвегию, соски у нее постоянно твердые.

– Да. – протягивает Рид, кивая мне. – Все ждут, когда вы уже выйдете.