Рид тут в качестве подружки невесты Эмери. Он все еще не слишком меня любит, но я уже не заклятый враг. Мы приближаемся к тому моменту, когда нам будет хорошо вдвоем. Ма говорит, что мы в одном шаге от того, чтобы снова стать братьями. Эмери ведет себя так, будто это уже случилось, и, возможно, так оно и есть. В конце концов, я начал понимать, что многое неизбежно. Эмери сжимает руку Рида.
– Дай нам пять минут.
Когда он уходит, она возвращается ко мне и стирает пятно помады, которое оставила на моем костюме. Папином костюме. Эмери подшила его для меня. Я почти жалею, что не снял его, прежде чем вой ти в нее, но к черту. Папа хотел бы, чтобы я был счастлив, и я счастлив.
Бальтазар в тюрьме. Не в каком-нибудь убежище миллиардера с охраной для вида. В настоящей тюрьме с тюремными сучками, дворовыми драками раз в неделю и потрепанными жизнью людьми, которые ненавидят придурков вроде лорда Балти.
Картрайт заперт в том же заведении, его активы заморожены, а сын так разорен, что у него нет денег, которые он мог бы отсылать отцу в его тюремный диспансер. Чувак не может позволить себе даже упаковку лапши быстрого приготовления. Он оказывает
Когда активы Бальтазара заморозили, Вирджиния переселилась в трейлер в маленьком городке в центре Северной Каролины. Она все еще живет там, продавая вещи из своей прошлой жизни в качестве Уинтроп. Их не так уж много, поскольку я выкупил поместье Уинтропов и передал его Гидеону.
– Мы женимся, – шепчу я, переполняясь гордостью при виде того, как Эмери не может сдержать улыбку всякий раз, как я говорю это.
– Слава богу. – Она сжимает мои плечи и закусывает мою нижнюю губу. – Меня уже тошнило от того, как ты вставлял «моя невеста» в каждое предложение.
– Вовсе нет, и ты заплатишь за ложь. – Я шлепнул ее по заднице, прежде чем выйти, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как она подмигнула мне.
– Меньшего я и не ожидаю.
Рид и Гидеон стоят у входа в юрту и ждут Эмери. Я киваю им обоим и оглядываю все.
Тромсё, Норвегия, – место, попав в которое вы уже не захотите уезжать. Эмери влюбилась в него, когда в прошлом году мы прилетели сюда жечь под звездами и северным сиянием, так что я разродился вопросом с кольцом, которое хранил в кармане.
Надо мной изумрудные, голубые, желтые и розовые полосы борются за господство в небе. Каждый раз это один и тот же брачный танец.
В первую свою поездку в Тромсё мы смотрели на звезды каждую ночь. Я смотрел на Эмери. Она смотрела на звезды. Она всегда болела за сиреневый, но изумруд всякий раз побеждал.
Я спросил ее, почему это важно.
Она сжала мою ладонь и ответила:
– Сиреневый напоминает мне о твоем папе. Когда я покрасила почтовый ящик коттеджа в черный, Вирджиния накричала на меня за то, что я вела себя не как леди. Твой папа погладил меня по голове и сказал: «Все в порядке. Я буду любить розовый вместо тебя». – Она уставилась в небо, ее внимание могло разжечь в сиреневом больше жизни. – Думаю, я хочу, чтобы на этот раз победил аутсайдер.
Похоже, сегодня вечером все иначе, изумруд трепещет, убирая все другие цвета со своего пути. Передо мной море плавающих свечей, что ведет к нашему импровизированному алтарю из алых лепестков роз, разбросанных по снегу.
Я жду ее среди роз. Это занимает больше времени, чем я ожидал, или, может, мне просто не терпится уже, черт подери, жениться на ней.
Делайла стоит рядом со мной, смеясь над моей мамой, которая уже плачет.
Рид первый выходит из юрты. Делайла проглатывает фырканье. Он идет по проходу с черным букетом роз, зажатым меж ладонями, пока не оказывается напротив нее.
– Дерьмо, а тут холодно. Кто-нибудь еще чувствует, как сжимаются яйца? – бормочет Рид, хотя – кроме меня – единственный мужчина в зоне слышимости – это Братан Тигр, или Брадаски. Он вегетарианец, одетый в рубашку с галстуком духовный наставник Эмери, который должен обвенчать нас.
Мы игнорируем Рида.
Из белых динамиков, скрытых в снегу, звучал Lover Дермота Кеннеди. Ветер взметнул в воздух тысячи лепестков роз. Они закружились вокруг Эмери, когда она шла мимо рядов парящих свечей, вцепившись в руку Гидеона.
Северное сияние окрашивало ее кожу в разные цвета, освещая ее кружевное платье, такое же черное, как беззвездная ночь. Корона из черных кристаллов, серых лунных камней и темно-серых бриллиантов сидела на ее непокорных волосах. На лицо опущена густая черная вуаль.
Она выглядела, как ожившая богиня.
Дурга, идущая по земле.
Тигрица, обходящая свою территорию.
Когда Гидеон вкладывает ее руку в мою, я прижимаюсь поцелуем к костяшкам ее пальцев и откидываю вуаль, оглядывая ее лицо.
– Ты переоделась, – обвиняю ее я.
– Я знала, что ты прокрадешься и увидишь мое платье. – Она вскидывает бровь, бросая мне вызов.
Я не могу спорить. Она права. Я продержался час, прежде чем нырнул в юрту, чтобы… погрузить свой член в нее.
Братан Тигр начинает церемонию.
Я произношу свои обеты, пока в небе редкое золото догоняет изумруд. Когда приходит ее очередь произносить клятвы, она встает на цыпочки и шепчет мне на ухо.
Одно слово.
Наш секрет.