Коварная ложь

Я произнесла про себя слово «процеллус», тронув кончиком языка нёбо, и сосредоточилась на своей раскрасневшейся начальнице. От голода у меня закололо в боку. Я попыталась побороть это ощущение и проиграла, вцепившись в плечи Шантильи немного сильнее, чем требовалось. Я развернула ее лицом к одной из официанток, которую прислало нам модельное агентство.

Светлые волосы, собранные в строгий пучок на макушке, в сочетании с эффектными черными тенями и платьем-футляром, которое она носила без рубашки или бюстгальтера под ним. Она протягивала гостям поднос, но на своих шестидюймовых каблуках шла так медленно: должно быть, она не привыкла ни к каблукам, ни к работе официанткой.

– Может, один из моделей-мужчин займет ее место, чтобы она дала ногам отдохнуть, – предложила я.

Мы обе видели, как дрожат ее тонкие ноги.

Они не были такими же худыми, как у меня. Ее тело было результатом упорного труда, сконструированного стройными мышцами и загаром, который выглядел естественно, хоть я и знала по опыту, что это не так. Мои же ноги напоминали две желтоватые веточки, свидетельствовавшие скорее о бедности и недоедании.

За последние четыре года я потеряла свой даже изначально небольшой вес. Мои тазовые кости выпирали, и еда, которую я жаждала, но не могла себе позволить, дразнила меня. Моей миссией на сегодняшний вечер стало есть бесплатную еду. Я не сомневалась, что Шантилья станет мне в этом препятствовать.

– Мы не платим обслуге за то, что она берет перерывы. – Она яростно закачала головой. Подняла руки, чтобы потереть лицо, но замерла, как только ладони коснулись покрытых тушью ресниц. – Никаких перерывов, – повторила она, – для этого у нас есть бесплатный «Ред Булл» и таблетки кофеина.

На секунду она забыла о своей ненависти ко мне и бросилась за бедной официанткой, а я смогла почувствовать облегчение. Шантилья разве что не вывесила объявление о своем презрении ко мне.

Мой первый рабочий день начался с ее речи о кумовстве как о восьмом смертном грехе, и с тех пор все становилось только хуже. Я не осмелилась упомянуть, что никогда не встречалась и не разговаривала с Делайлой, потому что считаться ее знакомой было определенно лучше, чем быть знакомой Рида или Нэша. Голова Шантильи наверняка взорвалась бы, если бы она узнала, что я знакома с братьями Прескотт.

Я вынула телефон и прочла сообщение от Бена. Мой спасательный круг. Единственная ниточка здравомыслия на этой неделе.

Дурга:

Скажи мне не увольняться. Мне нужна эта работа, но мой босс почти хамит мне. Это сводит меня с ума.

Бенкинерсофобия: Ты, женщина, которая велела мне проглотить галлон «ТераФлю» и не быть тряпкой, когда я решил, что умираю от гребаного птичьего гриппа, хочешь все бросить? Есть для этого какое-то слово. Ирония? Нет… О, стой. Лицемерие. Вот это слово.

Дурга: Ха. Ха. Ты такой забавный. Смейся. Я выгляжу жалко.

Одно сообщение, и мне стало лучше. Клянусь, если бы он мог продавать себя в бутылках, он стал бы так же богат, как Нэш.

Бенкинерсофобия: Ты не выглядишь жалко. Ты та, кто видит красоту в любой ситуации. Та, к кому я обращаюсь, когда стрессую и мне нужен кто-то для поднятия настроения. Кто-то настолько сильный, что я поражаюсь твоему существованию. Знаешь, кем ты не являешься? Ты. Не. Та. Кто. Сдается. Ты боец, но это нормально – не чувствовать себя бойцом постоянно. Даже воины берут передышку.

Дурга: Я почти не хочу знакомиться с тобой. Ты слишком хорош, чтобы быть настоящим.

Бенкинерсофобия: Я не такой. Я полный придурок. Но только не для тебя.

Дурга: Что, Бен ни с кем больше не бывает так мил?

Бенкинерсофобия: С моей мамой.

Дурга: А. Маменькин сынок. Вот деталь, которая рушит фантазии о горячем мужчине.

Дурга: Спасибо.

Бенкинерсофобия:

Если тебя это утешит, у меня дерьмовая ночь. Я провожу ее с кончеными придурками, любимое развлечение которых – выяснять, чей капитал больше. И «как катить бочку, не получив в морду».

Дурга: Несчастье любит компанию. Наслаждайся страданием.

Бенкинерсофобия: Жопа.

Я спрятала телефон в карман с улыбкой на лице, которую Бену всегда удавалось вызвать. Теперь, когда Шантилья ушла, я развернулась в другом направлении, чуть не столкнувшись с лицом обложки «Форбс» «Тридцать до тридцати» за этот месяц.

Что я сказала Нэшу Прескотту несколько лет назад?

«Разве ты не должен быть в Нью-Йорке, открывать какое-то обреченное на провал предприятие?»

Что ж, то деловое предприятие превратилось в первый «Прескотт отель», который вскоре трансформировался во второй. Затем – в третий. Потом – в четвертый. Пока «Прескотт отель» не закрепился как один из самых известных и престижных гостиничных брендов во всем мире. Мощная сеть отелей, способная затмить такие имена, как «Хилтон» и «Кенсингтон».

Мальчик, который одалживал костюмы моего отца и проводил ночи, влезая в драки, стал королем «Монополии», забирая собственность, не дожидаясь своего хода. Мне хотелось ненавидеть его за это. Но я не могла. Не после того, что случилось с Хэнком.