Коварная ложь

Дизайнерская команда устроила на пятом этаже импровизированный офис. Он состоял из огромного дивана, телевизора, нескольких ноутбуков, принадлежащих компании, и двух столов, которые достались Шантилье и Кайдену.

Светлые локоны Иды Мари подпрыгивали при ходьбе.

– Хочешь сказать, она была мила с тобой?

– Я пригрозила ей тем, что представлюсь Нэшу Прескотту.

Она коротко хохотнула.

Я остановилась возле арки, где бальный зал соединялся с вестибюлем, не желая, чтобы она последовала за мной к лифтам и поняла, что я направляюсь не на пятый этаж.

– Шантилья пускала слюни на мистера Прескотта с тех пор, как узнала, что он будет здесь сегодня. – И да Мари заговорила тише после того, как несколько голов повернулись в нашу сторону при упоминании Нэша. – В прошлом году ей удалось добиться, чтобы кто-то пригласил ее в качестве пары на ежегодную вечеринку компании, чтобы она могла познакомиться с мистером Прескоттом. Ханна рассказывала, будто она так напилась, что охране пришлось выпроводить ее. Единственная причина, по которой ее не уволили, – вечеринки компании всегда проходят в форме маскарада. Они не знали, что это была она.

Часы на ее телефоне пискнули. Выругавшись, она заглушила звук.

– Черт. Мне пора возвращаться. Я слежу за пьяными придурками. Шантилья попросила меня принести им воды и уговорить их вернуться в свои номера прежде, чем они опозорят ее перед мистером Прескоттом.

Она задержалась на секунду, когда свет моргнул, свидетельствуя, что буря за стенами отеля набирает силу.

– Ты не думаешь… – Ее глаза тревожно распахнулись. Она покачала головой, отгоняя мысль об отключении электричества, как будто подобное не могло случиться на вечеринке богачей. – Нет. У вас ведь не бывает перебоев электричества, да? Есть предохранители и все такое.

Ида Мари выросла в высокогорной пустыне Южной Каролины. Гроза на прошлой неделе была для нее первой за десятилетия. Первая гроза, первая молния. Рядом с ней мне казалось, что я наблюдаю за ребенком, познающим мир.

– Уверена, все будет в порядке, – с казала я, надеясь, что она, наконец, уйдет, потому что последнее, чего мне хотелось, – делить лифт с другими людьми. А чем больше мы там стояли, тем выше была эта вероятность.

– Зная мою удачу, электричество отключится, и мы застрянем на всю ночь. – Она склонилась обнять меня. – Выбирайся отсюда, пока можешь. Увидимся утром?

– Погоди… – Мои пальцы впились ей в плечо, пока она не успела ускользнуть. – Утром?

Насколько я знала, мы работали с понедельника по пятницу.

– Да. – Она кивнула.

Я отпустила ее. Ее внимание привлекли увядающие цветы на соседнем столе, и я повторила вопрос, пока она не отвлеклась окончательно на цветки чайного дерева.

– В восемь утра. Ровно, – ответила она. Я прошла за ней к столу и смотрела, как ее пальцы порхают вокруг стеблей цветов. – Какое-то последнее собрание. Разве тебе не сообщили?

– Должно быть, я пропустила это, – солгала я.

Шантилья также не рассказала мне о примерке плать ев, которую компания организовала для нас, что в конечном счете означало, что я выбирала наряд в последние минуты, тогда как Шантилья с важным видом вошла в бальный зал в новом наряде от Версаче.

Протискиваясь мимо официантов, завсегдатаев вечеринок и святоши Шантильи, беседовавшей с инвестиционным брокером, который однажды поссорился с матерью моей одноклассницы, я пробралась к выходу.

Я уходила, не спуская глаз с Брендона.

Я медленно пятилась, пока отблеск чего-то зеленого, выглядывающего из его кармана, не привлек мое внимание.

Я узнала, что это.

Маска, которую носил человек, чей взгляд я ловила на себе весь вечер.

Глава 12

Эмери

Единственный раз, когда я побывала на краю жизни и смерти, случился накануне моего девятого дня рождения. Моя няня плакала, когда гроза сотрясала наш частный самолет. Она заплакала еще сильнее, когда пилот объявил о вынужденной посадке.

Мать потягивала бокал «Шато Марго», которого у нее не могло не быть (за деньги легко можно было купить такие вещи, как знаменитое вино, принадлежавшее некогда отцам-основателям). Не знаю, была ли она настолько отчаянна, что выглядела даже равнодушной, или ее лицо до безразличного выражения разгладил «профилактический» укол ботокса.

Приземление отбросило мою голову на кожаный подголовник, и единственные звезды, которые я видела в тот момент, были те, что заплясали у меня перед глазами. Папа держал меня за руку, рассказывая истории о вой не, на которой никогда не был, говорил, что мы должны быть как солдаты, сражающиеся со штормом, и еще какую-то ерунду, в которую я в том возрасте уже не верила, но в которую в тот момент хотела поверить изо всех сил.

Колеса нашего частного самолета столкнулись с тротуаром какого-то захолустного городка, который мать сочла слишком убогим, чтобы выйти из самолета. Аварийная посадка не изменила в ее лице ничего, но у моей няни на щеках остались потеки туши, когда она помогала маме перебраться в заднюю часть самолета, чтобы вздремнуть там, пока не продолжится наш полет в Грецию.