Коварный искуситель

Белла подошла к нему вплотную, с гордо поднятой головой, что королева, только совершенно нагая. Он судорожно вздохнул. Ее груди едва не касались его лица. На нежной коже цвета сливок соски казались спелыми ягодами, которые так и просились в рот. Ему пришлось схватиться за сиденье стула, на котором он сидел: слишком велико было искушение протянуть руки и коснуться ее груди.

Когда ее руки дотронулись до его живота, он судорожно втянул воздух сквозь зубы, весь напрягся, а она не торопилась, копаясь с завязками его штанов. Это была такая изощренная месть: легкие, поглаживающие прикосновения ладоней и пальцев.

Белла не смогла сдержать возглас изумления, когда он наконец освободился от оков одежды. А он чувствовал, как под ее взглядом – отнюдь не невинным – возбуждается еще сильнее.

Мелькнул язычок, облизнув нижнюю губу, он было решил, что она собирается ласкать его губами, и стиснул зубы под влиянием возникшей в мозгу картины, на лбу выступил пот. Промедление его убивало, но он не покажет ей, как страдает, не даст почувствовать власть над ним. Однако это сражение с самим собой Лахлан выиграть не мог, они оба знали, и Белла доказала это, сделав следующий ход. Стало совершенно ясно, кто из них главный, отвечает вызовом на вызов. Он был совершенно потрясен, когда она положила руки ему на плечи и невинно поинтересовалась:

– Могу ли я оседлать вас, милорд?

Сердце Лахлана буквально перестало биться, каждая мышца задрожала в сладком предвкушении. Она же, не дожидаясь приглашения, села на него верхом, медленно впуская его в жаркое и охотно готовое принять его лоно.

О боже! Лахлан хватал ртом воздух, не сводя с нее глаз, пока дюйм за дюймом проникал в бархатные влажные глубины. Он видел, как по ее лицу разливается удовольствие, как ей это нравится, и услышал тихий стон, когда заполнил ее собой.

Лахлан обхватил руками ее бедра, осторожно направляя движение вниз. «О господи, да!» Он уже забыл, что именно хотел ей доказать. Белла стонала, выгнув спину, пока он пронзал ее так глубоко, как только было возможно. Он целовал ее шею, груди, облизывал соски, брал в алчущий рот, сосал, покусывал…

Было горячо. Невероятно горячо.

Ей этого было мало, и она начала двигаться, скакать на нем, вздымаясь над ним, вращая бедрами, и при этом не сводила с него пристального взгляда.

Она как будто держала его на ниточке, тянула ближе и ближе к себе до тех пор, пока они не стали неразрывным целым.

Во власти обжигающих, испепеляющих эмоций он застонал. Ее манера двигаться, ритм бедер, которые ходили ходуном, вверх-вниз, окутавший их аромат чувственной страсти – все это сливалось в самом соблазнительном и греховном танце.

Она ускорила ритм: забирала его и отпускала обратно, в безумном забытьи упиваясь собственным наслаждением. В жизни не видел Лахлан ничего прекраснее.

Она опиралась руками о его плечи, принимая в самую глубь своего тела. Их лица едва не соприкасались. Груди ее восхитительно подпрыгивали, терлись о его грудь, мышцы лона сомкнулась вокруг его копья, втягивая в себя медленными толчками.

Он хотел ей доказать, что это всего-навсего похоть, а вышло так, что сам испытал прекраснейший в жизни момент невероятной близости. И вот опять этот могучий порыв, когда тебя уносит, затягивает в водоворот, природу которого не понимаешь.

Он куда-то летел, падал, теряя сознание, но хотел еще и еще… Крепче обхватив за талию, он принялся осыпать Беллу жадными поцелуями, уступая в последний раз, прежде чем резко выйти.

Злясь на себя и на нее – как она посмела? – Лахлан грубо нажал тяжелыми ладонями на ее бедра и прорычал:

– Хватит!

Эта внезапная перемена, лишившая их обоих удовольствия, возмутила Беллу:

– Что-то не так?

– Встаньте на четвереньки. Я возьму вас сзади.

Лахлан отчетливо сознавал, что скатывается к опасной черте, и был противен самому себе. Наверное, именно так обращался с ней муж: грубо, бесцеремонно, как со шлюхой.

Выражение ее лица мигом его отрезвило. Он зашел слишком далеко. И знал это. Она никогда его не простит. Но разве не этого он добивался? Стыд разъедал его точно кислота. Он понимал, что не прав, но остановиться уже не мог.

«Скажи мне «нет!», дай по морде, как я того заслуживаю!»

– Так что же? – Перчатка была брошена.

Что, если она откажет? Лахлан и хотел этого, и боялся.

– Вы полагаете, что я струшу? Хотите напугать? Да вы и понятия не имеете, что мне пришлось пережить… – Белла покачала головой. – Зачем вы так, Лахлан? Почему пытаетесь выглядеть подлецом?

– А я и есть подлец. Вы что, еще не поняли?

Ее взгляд был полон сострадания, но не только: он увидел в нем что-то еще. что-то такое, отчего сжималось сердце.

– Да, это я поняла давно.

Смирение, прозвучащее в голосе, разозлило его еще больше, и он рявкнул:

– Так вы намерены продолжать или нет?

Его грубость не обескуражила, и, вздернув подбородок, она усмехнулась:

– Вы ведь только этого хотите?

Лахлан услышал в ее голосе вызов и понял, что ей-то нужно было от него гораздо больше.

– Да, именно так, – подтвердил он, скрипнув зубами.

Только вот обмануть он не сумел ни ее, ни себя.