Ковбои и индейцы

Мистеру Пателю нравился Эдди. Он был с ним откровенен, даже позволял себе иногда выругаться, как бы в знак особого доверия. С Эдди он говорил об очень личных вещах. Рассказывал о своем умершем сыне Юсуфе, о том, как они горевали. Иногда Эдди в свою очередь рассказывал мистеру Пателю о себе. Рассказал о своих родителях, и мистер Патель посочувствовал, но очень деликатно. Он сидел в углу, сомкнув кончики пальцев, задумчиво кивал и горестно поджимал губы. Семья для человека, наверное, самое важное, говорил он, и Эдди не мог с ним не согласиться.

Но одного мистер Патель понять не мог. Почему Эдди не съездит к матери? Конечно, он вовсе не намерен читать мораль, но этого он понять не в состоянии. Эдди рассмеялся, хотя ни объяснения, ни оправдания придумать не сумел, а потому сказал мистеру Пателю, что, пожалуй, навестит мать, только сперва немного оглядится. Обязательно навестит — в свое время. Мистер П. сказал, что съездить к матери нужно непременно.

— В мире множество женщин, Эдди, — вздохнул он, — но мать только одна.

— Это что, старинная мусульманская пословица? — спросил Эдди.

— Нет, — ответил мистер П., — это из одной песни в стиле кантри.

На объявление Эдди пришло несколько откликов; в пятницу вечером он встретился кое с кем в голландском баре «Де хемс» на Маклзфилд-стрит.

Пришла американка с короткой стрижкой, по имени Джинджер О'Райлли, бас-гитара, и двое парней-англичан: Брайан Смит, ударник, и гитарист, отрекомендовавшийся как Клинт Сайгон. Эдди спросил, настоящее ли это имя. Парень ответил: да, конечно. Не то чтобы его нарекли этим именем при крещении, но так его зовут все, поэтому оно настоящее. Брайан сказал, что и его на самом деле зовут по-другому.

— Мое настоящее имя — Токио Космонавт, — сказал он, — но оно недостаточно эффектное, и я его сменил.

Клинт воспринял это неодобрительно, зато остальные были в восторге.

Эдди сказал, что с шестнадцати лет играл то в одной группе, то в другой, но больше не хочет заниматься такой ерундой. Пора заняться серьезной работой, а не быть на подпевках. Конечно, он приобрел достаточный опыт, когда играл с «Полис» в Слейне, и прочее такое.

— Батюшки, — присвистнул Брайан, — это же самая большая музыкальная тусовка в Ирландии, верно?

— В Европе, — уточнил Эдди. Конечно, его группа замыкала список, но они все равно получили прекрасные отзывы в прессе, и из музыкальных кулуаров даже просочились слухи, что их оценил сам Стинг.

Это на всех произвело впечатление. Вдобавок, похоже, им всем нравились одни и те же группы, так что Эдди раздал копии своей пробной записи, и они договорились встретиться на следующей неделе на джем-сешн — как сказал Брайан, посмотреть, что получится. Джинджер сказала, что все решения в группе надо принимать демократически, и хотя Клинт возразил, что искусство и демократия не очень-то гармонируют, Эдди ее поддержал. Брайана Эдди убедил, и в результате Клинт оказался в меньшинстве. Хочешь не хочешь, а придется ему быть демократичным. Потом заговорили о названии группы.

— «Жрицы меда», — сказал Эдди. — Так называлась моя старая группа. Название что надо. Люди его запоминают, понимаете? Должен предупредить: я буду настаивать на этом названии.

Остальные были не в восторге от его идеи, но предложений поступило только два: «Имельда Маркос и ее туфли», от Джинджер, и «Оливер Норт и его бумагорезка» от Брайана, так что партия «Жриц меда» в конце концов победила. По крайней мере, это название утвердили в качестве рабочего. А выбор названия, как известно, самый сложный момент в создании группы.

Некоторое время они болтали о вечеринках с ЛСД, все по очереди ставили выпивку. Пиво в «Де хемс» было крепкое, и веселье било ключом. Эдди смотрел на ребят: как они спорят, смеются, подкалывают друг друга и отстаивают мнения, совершенно противоречащие тому, что сами же говорили пять минут назад. Все нормально. Похоже, они поладят, хотя Брайан и ведет себя слишком тихо, особенно когда слово берет Джинджер. Эдди рассчитывал, что они притрутся друг к другу, немного погодя. Наверняка притрутся. Ребята правильные, а он лидер группы. Наконец-то наметился просвет. Колеса завертелись, это уж точно. Он осушил свой стакан и попросил у Брайана сигарету.

Как раз перед тем, как во второй раз подошел его черед заказывать выпивку, Эдди хлопнул себя по лбу и, громко чертыхнувшись, припомнил, что ему давно пора быть в совершенно другом месте. Он оставил «Жриц меда» в «Де хемс» — спорить о втором альбоме «Уотербойз» и о том, что на самом деле можно услышать, если прокрутить «Сержанта Пеппера» наоборот. На сердце у него было так легко и приятно, что он позволил себе роскошь доехать до дома на такси.

Этим вечером в Вене группа сумасшедших ливийских террористов захватила голландский самолет. Все были в ужасе. Все, кроме Эдди. Со вздохом удовлетворения он вырезал из заголовка «Ивнинг стандард» «HIJ» и «KLM» и очень аккуратно добавил их к буквам, уже наклеенным над кроватью.