Ковбои и индейцы

В круглосуточном магазине сменившийся с дежурства охранник пытался болтать с жеманной девицей за прилавком. Сзади за пояс у него был заткнут пистолет, а из-под кожаной куртки выглядывал бронежилет. Глаза были грустные. Холодная красная луна висела в небе над огромным зеленым куполом церкви Ратмайнз, словно дурацкий рождественский шар.

К тому времени, как Эдди пересек старые железнодорожные пути и добрался до Беккет-роуд, ему стало получше. В голове прояснилось, желудок уже не болел, и хотя слюна была по-прежнему вязкой и клейкой, он чувствовал, что больше его не вырвет.

Задумавшись о Марион, Эдди отогнал мысль о том, что ему гораздо легче, когда ее нет рядом. Она казалась такой далекой, словно он никогда и не встречал ее. Кроме того, после рандеву с Дженнифер на морозе ощущения остались не слишком приятные, и Эдди хотелось помочиться. Чувствовал он себя донельзя паршиво.

Возле дома стоял дорогой автомобиль; стекла были подняты, но в салоне горел свет. Подойдя ближе, Эдди разглядел на заднем сиденье парочку — свою сестру Патришию и ее приятеля. Они ели гамбургеры и о чем-то болтали. Эдди решил не тревожить их, но, когда он проходил мимо, Патриция опустила стекло. Из машины донеслась мелодия Клиффа Ричарда. Пат поинтересовалась, не хочет ли Эдди познакомиться с новой любовью всей ее жизни, но Эдди сказал «нет, спасибо» и свернул к дому.

— Очаровательно, — протянула Патриция. — Вот такой у меня старший братец, господа.

В гостиной еще горел свет; с улицы Эдди увидел отца, воюющего с рождественской елкой. В руке у него была отвертка, и он ожесточенно тыкал куда-то, словно ожидая, что елка его укусит. Он наступал и отступал, как фехтовальщик в кино. Эдди стоял в саду и смотрел в окно. Снежинки таяли у него на губах.

Когда он вошел в дом, отец являл собой воплощение ярости — этакая грузная фурия в красной рождественской куртке. Злился он из-за елки. Гирлянда лампочек барахлила — так бывало каждый год.

— Я же говорил ей, тысячу раз говорил: купи новую гирлянду, — восклицал отец. — Господи Иисусе! Можно подумать, мы нищие и не можем себе этого позволить!

Эдди сел на подлокотник дивана, наблюдая, как отец сражается с гирляндой.

— Когда-нибудь, — ворчал отец, — мы просто поджаримся в своих постелях!

Эдди невольно хихикнул. Отец повернулся к нему и заявил, что это, черт побери, вовсе не смешно.

И тут в тишине вдруг оглушительно бабахнуло. Комнату осветила багровая вспышка. Отец взвыл и отскочил от елки. Выронив отвертку, он зарычал от боли и засунул руку под мышку. Огоньки на елке вспыхнули ярче, потом один за другим начали гаснуть — снизу вверх, по спирали; следом погасли бра, потом лампы в холле, и наконец весь первый этаж погрузился в темноту.

Елка завалилась набок, верхушкой сбив со стены картину; на ковер посыпались пластмассовые колокольчики и шарики. По хвое побежали язычки пламени. Эдди ринулся на кухню, набрал кастрюлю воды. Из темной комнаты доносился неразборчивый рык отца.

Эдди выплеснул воду на елку.

— Господи Иисусе, совсем одурел! — рявкнул отец. — Знаешь, во что мне обошлись эти обои? О, господи!

В конце концов они зажгли свечи, промокнули губкой обои и уселись рядом, прихлебывая шотландское виски из бутылки, которую Эдди в последнюю минуту купил в беспошлинном магазинчике на аэродроме Хитроу. Отец уже пришел в себя. Его всего-навсего немножечко тряхнуло током.

Сперва отец сидел насупившись, и оба молчали. Время от времени отец поднимался и щелкал выключателем, словно в надежде, что каким-то чудом свет зажжется. Но чуда не происходило. Эдди предложил проверить пробки, но отец сказал, что лучше дождаться утра и вызвать специалиста.

— Наверняка фунтов сорок сдерут, — сказал отец. — Рождество ведь, а может, и все пятьдесят, если не больше. Опять полсотни тютю.

Эдди подливал виски, и мало-помалу отец повеселел. Он глубоко вздохнул и извинился, что обругал Эдди.

— Второе Рождество без ма, — сказал он, — это и выбило меня из колеи.

Эдди сказал: забудь. Нужно смотреть на вещи с другой стороны, искать во всем свои плюсы.

Отец спросил, виделся ли Эдди с матерью в Лондоне.

— Нет, — сказал Эдди, — не особенно.

Отец кивнул, не поднимая глаз от стакана и барабаня пальцами по столу.

— Знаешь, я очень ее любил, — вдруг сказал он в порыве обезоруживающей откровенности.

Эдди усмехнулся и ответил, что, конечно, знает.

— Сам не знаю почему, — сказал отец, — но для меня это сейчас важно, очень важно, особенно в последние дни.

Эдди сказал, что переживать не стоит. Он все понимает.

— Просто все иногда идет наперекосяк, — сказал он.

Отец ответил, что невозможно угадать, чем все кончится. Все повороты жизни предвидеть нельзя. Они выпили еще. Отец наконец-то расслабился.

— Скажи, о чем ты думаешь, па, — сказал Эдди. — Я ведь вижу, у тебя что-то на уме.