Тихо бранясь, Коул захлопнул бумажник, и я поспешила юркнуть в машину, чтобы не выслушивать его нотации, что все ведьмы – заядлые клептоманки. Дернув на себя дверцу, я ахнула, едва успев подхватить вывалившийся наружу кожаный чехол. Прежде подпирая собой дверь, он упал прямо мне в руки.
Недоверчиво заглянув под крышку, я увидела знакомый инструмент, изящный и покрытый черным лаком с позолоченным грифом. Вдоль талии скрипки Страдивари дугой тянулась надпись, выведенная кирпичной крошкой:
– Какая многогранная личность, – буркнула я и попыталась стереть эту надпись рукавом пальто, но ту уже сдул и унес ветер.
Зои, стоящая по другую сторону машины, присвистнула.
– Новый поклонник?
– Не уверена, что гиперлюбвеобильного духа можно назвать поклонником, – пробормотала я, садясь в джип.
Только я пристегнула ремень, как услышала с водительского сиденья закономерное:
– Барон Суббота украл для тебя скрипку Рафаэля?!
– Ой, – Зои махнула рукой, принявшись оправдывать меня перед Коулом. – Рафаэль переживет. Он крал и не такое. А ты не утруждай себя ревностью. – Я вжалась в кресло, желая провалиться от смущения под машину. Как, впрочем, и Коул, когда Зои похлопала его по плечу. – Тебя утешит, если я скажу, что видела ваше с Одри будущее? И там вы…
– Стоп! – Коул газанул так резво, что Зои откинуло назад. – Больше никаких разговоров о будущем, ладно? Знаю, это твоя фишка, но… В сотне фильмов ясно говорится, что такие знания ни к чему хорошему не приводят. Без меня, пожалуйста.
Зои закатила глаза и пожала плечами, разуваясь и забираясь на сиденье прямо с ногами.
– Если когда-нибудь решишься – спрашивай. Я могу даже имена детей назвать…
Коул зарумянился с удвоенной силой, и в зеркало заднего вида я бросила на нее предупреждающий взгляд. Зои невинно улыбнулась и, ойкнув, полезла в свою сумку-баул, доставая золотые швейные ножницы и широкую атласную ленту синего цвета.
– Ковенант, – напомнила она мне, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее. – Дай руку.
Зои накрыла своей смуглой и маленькой ладонью мою, и вместе мы связали их лентой. Она тянула за один конец, я – за другой. Так же слаженно, как мы должны были отныне жить и колдовать.
– Ты наполнишь меня своей мудростью, – прошептала Зои, глядя мне в глаза, и Коул постарался не отвлекаться от дороги, подглядывая за нами. – А я тебя своей любовью.
Мой ковен ожил.
XIII. Атташе
Меня разбудил целомудренный поцелуй в висок и запах черники. Я мягко вынырнула из сна, лениво потягиваясь на постели, а затем…
Резко открыв глаза, я перекатилась и взобралась сверху, вдавив его бедра в перину матраса.
– Что? – спросила я, поймав на себе ошеломленный и распахнутый взгляд темно-карих глаз. – Это уже слишком, да?
Коул сглотнул, раскинув руки над головой и боясь пошевелиться. На нем были домашние штаны со шнуровкой и растянутая футболка, которую он отвоевал в кровопролитной войне со Штруделем, принявшим ее за свою новую подстилку. На его руках до сих пор заживали царапины. Острые скулы заходили туда-сюда, когда Коул принялся кусать внутреннюю сторону щеки, пытаясь успокоиться.
– Ты ведь все еще хочешь? – осторожно спросила я, нависнув над ним.
Коул заерзал.
– Я всегда хочу, просто… Иногда это тяжелее, чем кажется.
– Я понимаю, но…
Его футболка задралась, обнажая полоску кожи на животе, где проглядывалась редкая дорожка волос, уходящих вниз. Я сглотнула и сосредоточилась, заставляя себя смотреть Коулу в глаза, и только.
– Кто здесь охотник, а кто добыча? – подразнила его я шепотом.
Коул облизнул пересохшие губы и приподнялся на локтях.
– Кажется, я вижу твои кроличьи ушки.
– Правильно.
Коул слабо улыбнулся и поцеловал меня первым, бесстрашно приняв мои объятия. Я прижалась ладонями к его груди и застыла так, давая ему немного времени, чтобы привыкнуть к моим прикосновениям, прежде чем серьезно атаковать. Когда мышцы его, сведенные напряжением, расслабились, я уложила Коула на подушку и забралась рукой под футболку. Он часто и прерывисто задышал, жмурясь, и я затихла на какое-то время, не двигаясь, но не убирая руку.
– Я обещала научить тебя не бояться прикосновений, – прошептала я. – Но ты не обязан терпеть, если это все еще слишком тяжело…
– Нет, обязан, – решительно выпалил Коул, разомкнув веки. Взгляд карих глаз сделался голодным, как у тигра. – Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты касалась меня. Здесь, – Он указал пальцем на свою голову. – Я наслаждаюсь. Но тело… Оно будто не слушается! Мне просто нужно немного времени…
– У меня чувство, будто я совращаю ангела.