Ковен заблудших ведьм

– Ave supreme supremi!

Они опустились перед ней на колени – все до единого. Мужчины, женщины и дети. С рисунками животных на лицах и без них. Молодые и старые. Убежденные с детства и не верящие до последнего. Так много голов, склоненных в благоговении, и так мало радости в ее глазах. Скорее – чувство долга и принятие.

Длинные волосы, похожие на колоски пшеницы, вились от влажности. Она привстала на носочки и потянулась навстречу солнцу, будто пыталась обнять его. Так возвращался к жизни умирающий остров, ведь ради него она творила магию, которой доселе не существовало.

Вечно юный ведьмак с сине-голубыми волосами опустился перед ней на колени самым первым.

– Кричи, Верховная Одри… Как кричали ведьмы, что были до тебя. Как кричали те, кого они судили, ведомые Богом, который отвернулся от своих истинных детей. Гори, как горела наша плоть. Страдай, как страдали мы. Чувствуй то, что чувствовали мы!

Ловушка, из которой не выбраться. Скользкие камни, не поддающиеся ни грубой силе, ни магии. Ногти сточены об них до мяса: дверь не найти, не открыть, не выйти. Малейший шорох расслаивается и оглушает: это место искажает все, что оказывается в его плену – от звука до мыслей. Десятый круг ада на Земле.

Мой собственный крик пронзил воздух, застревая в башне так же, как застряла я.

– Выпустите меня! – Я ударила по стене кулаком, не оставляя попыток достучаться до тех, кто был по ту сторону. – Умоляю… Откройте… Я не могу это вынести!

– Прости, Одри. – Голос Коула едва просачивался сквозь швы каменной кладки. – Но тебе придется.

– Тш-ш! Мы никому не расскажем, обещаю.

Внимательный взгляд глаза в глаза – кто первый сдастся? Отражение зеленого в сером, а серого – в зеленом. Крепкое мужское тело, а сверху – худое женское. Тонкие губы, раскрытые в стоне. Ферн приложила к ним указательный палец, призывая к молчанию, и взобралась на колени Гидеону, отрезая все пути к отступлению. Он оказался в объятиях ее обнаженного тела и собственных мыслей, бороться с которыми было гораздо сложнее, чем с ней.

«Изуродованная» – вот то слово, что просилось на ум при виде Ферн, когда она снимала одежду. Ни одного сантиметра нетронутой кожи – хаос безобразных рубцов и шрамов. К ней было страшно притронуться, но вовсе не от подступающего отвращения, а от жалости: все раны давно зажили, но казалось, коснешься их – и вернется вся ее боль. Гидеон постарался обходить их – не получалось. Ферн рассмеялась в ответ на эти его попытки, находя их милыми, и прижалась теснее, хватая за волосы и кусая за шею под адамовым яблоком.

– В тебе больше нет ничего своего. Все только мое, – прошипела она, воображая, что отчуждение в его глазах просто титанический самоконтроль, а рваное дыхание – зов души, а не низменных инстинктов.

– Cabhrú!

Голубое мерцание клубилось над поверхностью озера – лунный свет, застывающий от прикосновения с прозрачной гладью. Пресная вода стала соленой от слез той, что плакала на ее холодном дне, отравленная стрелой из терновника и крови бесправной наследницы. Прекрасная дева в красной жемчужной шляпке и платье из водорослей, зарывающая в песок не то ноги, не то раздвоенный хвост. Тонкая кожа дрожала, и просвечивал черный сгусток в груди – точно шип от розы, застрявший в пальце. Ядовитое древко не получалось вытащить самой.

– Cabhrú! – повторила она сквозь боль свою мольбу о помощи, которую никто не слышит.

Никто, кроме нее. Так же, как в прошлый раз. Так же, как всегда. Жизнь – просто колесо, и оно снова сделало круг.

Морган задержала дыхание, ныряя, и поплыла на таинственный зов. Воздух, набранный в легкие, иссяк за минуту. Но даже задыхающаяся, напуганная глубиной озера и острыми зубами, мелькающими в темноте, она не собиралась поворачивать назад.

Маленькая ручка запуталась в водорослях, вслепую ища конец древка. Рывок!

Черный сгусток вытек в воду, как чернила, и Нимуэ вдохнула полной грудью. Улыбнулась. Теперь пришел черед запутаться ее руке – в волосах Морган, перебирая их, приглаживая.

«Здравствуй, mor’rigain, старый друг. Ты выглядишь иначе. А циклы жизни все идут… С рыжей шевелюрой ты была гораздо краше!»

Вспышка. Водоворот. Озарение.

В каре-зеленых глазах – отражение минувших дней: огненные колесницы, запряженные гнедыми лошадьми, летящие копья и темные фоморы, высадившиеся на берега древней Ирландии. Железный век и битва при Маг Туиред. Восемь даров, как восемь величайших чудес, защитивших их и изменивших примитивное представление о колдовстве. Кельтские боги, множество королей и всего одна царица. Общие корни – общая история. Две родственные души, встретившиеся спустя тысячи лет на дне Шамплейн, где уже никто не был собою, но где возвращались воспоминания.